Ты за меня лизни ей нежно руку. История создания стихотворения «Собаке Качалова. Анализ стихотворения «Собаке Качалова» Есенина

Эдуард Асадов

«Дай, Джек, на счастье лапу мне»

Этой знаменитой, чуть измененной строкой частенько приветствую я Джека - моего давнишнего и задушевного приятеля, впрочем, теперь даже, может быть, уже и друга.

Никакой прославленной родословной у него нет. Джек - откровенная помесь чистокровной лайки с плебейской дворнягой. Но смотреть на него свысока было бы просто неприлично. С полной убежденностью говорю, что ни красотой, ни редким собачьим обаянием Джек абсолютно не уступил бы знаменитому качаловскому Джиму. А что до доброты и смышлености, то, честное слово, еще не известно, кому бы пришлось отдать пальму первенства!

Всякий раз, увидев меня на прогулке, Джек на мгновение замирает, затем, радостно взвизгнув, кидает вперед свое короткое, сплетенное из упругих мышц тело. И вот уже черной торпедой летит он вдоль улицы, почти не касаясь земли, все больше и больше набирая скорость. Метра за два до меня он делает толчок и, пролетев по воздуху оставшееся расстояние, носом и передними лапами вонзается в мой живот. Вслед за этим начинается что-то вроде радостно-первобытной пляски. Джек крутится со скоростью небольшой динамомашины, подпрыгивает, ставит на меня передние лапы, совершает самые замысловатые пируэты, идущие порой вразрез с элементарными законами физики, и изо всех сил старается непременно лизнуть меня в нос. И если, невзирая на мои протесты, ему это иногда удается, то восторгу Джека не бывает границ. Мы действительно давние и преданные друзья. Началось же это все с одного морозного, очень памятного, но не слишком приятного для меня вечера.

Подмосковный поселок Переделкино состоит, в основном, из писательских дач. А в центре его, так сказать, средоточье литературной мысли - Дом творчества, основным отличием которого от домов отдыха является то, что тут не столько отдыхают, сколько работают. Правда, не все. Обширный лесной участок дома обнесен высоким забором. Радиально от дома в разных направлениях бегут асфальтированные дорожки. Одну из них несколько лет тому назад я и облюбовал для своих ежедневных прогулок. Дорожка эта от веранды катится по участку под старыми тополями и соснами мимо нескольких коттеджей до небольшой калиточки, выходящей на улицу Серафимовича. Весь путь - двести пять моих шагов. Примерно полтораста метров. Дорожку эту я изучил досконально. Знаю на ней каждую ямочку и бугорок и топаю из конца в конец так же уверенно и привычно, как по своей квартире. Заложу руки за спину и шагаю летом по асфальту, зимой по утоптанному снегу туда-обратно, туда-обратно… Воздух славный, хорошо. Маршрут не только изучен, но и прохронометрирован. Тринадцать раз туда и тринадцать обратно - ровно час. Часов можно не вынимать. Все точно.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел, если мне память не изменяет, в декабре 1975 года. После относительно теплых, пушистых белоснежных дней стали закручивать холода. Мороз, как молодое хорошее вино, с каждым днем все больше и больше набирал градусы. В тот день ртутный столбик термометра съежился от стужи до такой степени, что спрятал свое заиндевевшее темечко где-то под фиолетовой цифрой 23 и в нерешительности замер: опускаться еще ниже или восстать против Деда-мороза и непокорно поползти вверх? Однако вышеупомянутый дед шутить не собирался и к вечеру упрятал макушку столбика под отметку 25. Так сказать, знай наших! Характер у деда серьезный.

Впрочем, если говорить обо мне, то я на свой характер тоже не собираюсь пенять. Без всяких колебаний, как всегда, ровно в девятнадцать тридцать я вышел на свою ежедневную вечернюю прогулку. Воздух был настолько морозным и звонким, что поезд, стучавший по рельсам километрах в двух отсюда, катился, казалось, совсем рядом, в трех шагах от тропы. Ольха и березки так замерзли, что как-то по-старушечьи сгорбились от стужи, прижались друг к другу макушками и опустили на тропу свои бессильные заиндевелые руки. Только сосны стояли прямые, важные и сосредоточенные. Даже в мороз они о чем-то думали. Мне кажется, что сосны постоянно о чем-нибудь размышляют… Когда же мороз их особенно донимает, то они недовольно потрескивают и сыплют вниз серебристую пыль.

Надо сказать, что вечер был не только студеным, но и удивительно тихим. Тишина эта усиливалась еще и тем обстоятельством, что все обитатели Дома были в кино, так что в саду, кроме меня, не было ни души. Заложив руки за спину, как всегда, ровным шагом ходил я по тропе и сосредоточенно обдумывал сюжет одного моего будущего стихотворения. Снег от холода не скрипел, а как-то звонко и весело повизгивал под ногами. Думать это не мешало, наоборот, равномерные звуки рождали какой-то ритм, помогали словно бы чеканить слово. Помню, что сначала мне не удавалось ухватить что-то главное. Оно все время, как будто дразня, появлялось где-то, ну совсем рядом, но, как только я протягивал за ним мысленно руку, мгновенно растворялось в холодном мраке. Но вот что-то стало налаживаться. Мне удалось поймать, как за ниточку, кончик мысли, и клубок начал раскручиваться. Видимо, я настолько углубился в свои думы, что совершенно забыл обо всем окружающем. И, чего уж со мной никогда не бывало, перестал где-то в тайниках моего сознания контролировать свой маршрут.

Как я умудрился выйти за калитку и не заметить этого, до сих пор не могу понять. Спохватился я только тогда, когда вдруг совершенно подспудно почувствовал что-то неладное. Моя тропинка оказалась вдруг неожиданно непривычно длинной. Ни веранды, ни калитки по концам ее не было. Я прошел еще немного вперед и остановился. Под ногами была не узенькая, знакомая тропа, а разъезженный машинами широкий и ухабистый путь…

Стало совершенно ясно, что я пришел куда-то совсем не туда. Но куда? Вот этого-то я как раз и не знал. Вынул часы, нащупал в темноте стрелку: ровно двадцать один ноль-ноль. Положение и дурацкое и драматическое в одно и то же время. Для человека, который, так сказать, может без труда обозревать окрестности, уйти за две-три сотни шагов от калитки - просто-напросто мелочь и чепуха! Но вот человеку в моем положении, при двадцатипятиградусном морозе, оказаться поздним вечером, при полном безлюдье, вдали от знакомой тропы - это едва ли не то же самое, что парашютисту опуститься зимней ночью в незнакомом лесу.

Решил немного постоять на месте. Может быть, пройдет мимо какая-нибудь живая душа. Но никакая «душа» мимо не прошла, а моя начала все больше и больше остывать. Вскоре стоять на месте стало попросту невозможно. Идти? Но куда? Вокруг канавы, сугробы и какие-то заборы. Большинство дач в поселке зимой пустуют. На некоторых есть во дворах только здоровенные, полуодичавшие от холода и одиночества псы, которых раз в сутки, приехав из города, снабжают костями и остатками какой-нибудь каши и снова уезжают в тепло и цивилизацию. Попасть хотя бы случайно во двор такой дачи - не самый надежный способ продлить свои дни. И тем не менее предпринимать что-то надо.

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.

Анализ стихотворения «Собаке Качалова» Есенина

Стихотворение «Собаке Качалова» было написано Есениным в 1925 г. Он выделяется среди других произведений поэта позднего периода творчества. К концу жизни Есенин часто находился в мрачном и подавленном состоянии. «Собака Качалова» — оптимистичное и радостное произведение, лишь к концу приобретающее печальный характер. Оно основано на реальном случае. Есенин пришел в гости к своему другу – актеру В. Качалову. Того еще не было дома, и поэт в ожидании хозяина познакомился с его собакой Джимом. Вернувшись домой, Качалов увидел, что Есенин и пес выглядят закадычными друзьями. Через некоторые время поэт написал стихотворение, посвященное собаке, и торжественно прочитал его перед хозяином.

Несмотря на шутливый характер, произведение содержит глубокое философское размышление. Есенин с трудом скрывал свое разочарование от жизни. Он искал и не находил утешения в алкоголе и многочисленных романах. Поэт устал от человеческого общества и более ненужной ему навязчивой славы. В детстве Есенин чувствовал свою единение с природой, но городская жизнь постепенно оборвала эту связь. Душевный разговор с собакой возвращает его в детство, когда все было ясно и понятно. Животное не может стать источником страданий, оно внимательно выслушает горькую исповедь любого человека.

Есенин ведет с Джимом очень серьезный философский разговор о смысле жизни. Он понимает, что собаке недоступны человеческие страсти и завидует ему в этом. Джиму неважно, какое у человека прошлое и как к нему относятся окружающие. Недобрая слава Есенина заставляет его глубоко ценить такое отношение. Многие отворачивались от поэта, узнав о его буйных выходках. Но собака живет только настоящим днем и готова всегда молча выслушать его покаяние.

В конце стихотворения Есенин переходит к очень личной теме. Он просит Джима попросить за него прощения у той, «что всех безмолвней и грустней». Вероятно, поэт настолько сильно чувствует свою вину, что не в состоянии сделать это сам. Даже человека он не может назначить в посредники, так как слова не передадут полностью его раскаяние. «Лизни ей нежно руку», — только так Есенин может выразить свою покорность и признание тяжелой вины. Так и не было до конца установлено, кого же имел в виду поэт. Учитывая его бурную жизнь, на эту роль могло претендовать несколько женщин. Наиболее распространена версия, что этой таинственной гостьей могла быть Г. Бениславская, которую связывали с Есениным давние и очень непростые отношения.

Творчество Сергея Есенина, неповторимо яркое и глубокое, ныне прочно вошло в нашу литературу и пользуется огромным успехом у многочисленного читателя. Стихи поэта полны сердечной теплоты и искренности, страстной любви к беспредельным просторам родных полей, "неисчерпаемую печаль" которых умел он так эмоционально и так звонко передать.

Собаке Качалова

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.

Читает В.Яхонтов

Есенин Сергей Александрович (1895-1925)

Есенин! Золотое имя. Убитый отрок. Гений земли Русской! Никто еще из Поэтов, приходивших в этот мир, не обладал такой духовной силой, чарующей, всевластной, захватывающей душу детской открытостью, нравственной чистотой, глубинной болью-любовью к Отечеству! Над его стихами столько пролито слёз, столько людских душ сочувствовало и сопереживало каждой Есенинской строке, что если бы это было подсчитано – поэзия Есенина перевесила бы любую и намного! Но этот способ оценки землянам недоступен. Хотя с Парнаса можно бы углядеть – никого еще так не любил народ! Со стихами Есенина шли в бой в Отечественную, за его стихи – шли на Соловки, его поэзия волновала души, как ничья иная… Один Господь знает про эту святую любовь народа к сыну своему. Портрет Есенина втискивают в настенные семейные рамки фотографий, ставят на божницу наравне с иконами…
И ни одного Поэта в России еще не истребляли и не запрещали с таким остервенением и упорством, как Есенина! И запрещали, и замалчивали, и принижали в достоинстве, и грязью обливали – и делают это до сих пор. Невозможно понять – почему?
Время показало: чем выше Поэзия своей тайной светлостью – тем озлобленней завистники-неудачники, и тем больше подражателей.
Еще об одном великом Божьем даре Есенина – читал свои стихи так же неповторимо, как создавал. Они так звучали в его душе! Оставалось лишь произнести. Все бывали потрясены его чтением. Заметьте, великие Поэты всегда умели неповторимо и наизусть читать свои стихи – Пушкин и Лермонтов… Блок и Гумилёв… Есенин и Клюев…Цветаева и Мандельштам… Так что, юные господа, стихотворец мямлящий свои строки по бумажке со сцены – не Поэт, а любитель… Поэт может многое не уметь в своей жизни, но только не это!
Последнее стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» – еще одна тайна Поэта. В этом же 1925 году есть другие строки: «Не знаешь ты, что жить на свете стоит!»

Да, в пустынных городских переулках к легкой Есенинской походке прислушивались не только бездомные собаки, «братья меньшие», но и большие недруги.
Мы должны знать истинную правду и не забывать, как по-детски запрокинулась его золотая голова… И снова слышится его последний выхрип:

«Дорогие мои, хор-рошие…»

«Собаке Качалова» Сергей Есенин

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.

Анализ стихотворения Есенина «Собаке Качалова»

Стихотворение «Собаке Качалова», написанное Сергеем Есениным в 1925 году, является одним из наиболее известных произведений поэта. Оно основано на реальных событиях: пес Джим, которому автор адресовал эти удивительно нежные и трогательные стихи, действительно существовали и проживал в доме артиста Московского художественного театра Василия Качалова, у которого часто бывал Есенин. По воспоминанием очевидцев, между собакой и поэтом буквально с первых дней знакомства установились очень дружеские и доверительные отношения. Свободолюбивый Джим всегда радовался приходу Есенина, который баловал его различными деликатесами.

Тем не менее, стихотворение, посвященное Джиму, имеет более глубинный и трагический подтекст. Это становится понятно уже с первой строфы, когда Есенин прелагает псу: «Давай с тобой повоем при луне на тихую бесшумную погоду». Что именно кроется за столь спонтанным и нелепым желанием человека, который пришел в гости к другу, рассчитывая провести вечер в приятной компании?

Исследователи жизни и творчества Сергея Есенина связывают общее настроение стихотворения «Собаке Качалова», наполненного грустью и сожалением о том, чего уже нельзя вернуть, с именами нескольких женщин . Одной из них является армянская учительница Шаганэ Тальян, с которой поэт познакомился в Батуми накануне 1925 года. Многие приписывали им страстный роман и считали, что подавленное состояние поэта связано с тем, что он расстался со своей «армянской музой». Однако Шаганэ Тальян опровергает эти домыслы, утверждая, что с поэтом ее связывали теплые дружеские отношения.

Второй женщиной, которая могла бы стать причиной душевной боли поэта, является его супруга, танцовщица Айседора Дункан, с которой Есенин расстался после возвращения из поездки по Кавказу. Но и эта версия оказалась далекой от реальности. Уже после смерти поэта выяснилось, что во время пребывания в Батуми у него вспыхнул роман с журналисткой Галиной Бенеславской, которая долгие годы была влюблена в поэта, а он считал ее своим самым лучшим и преданным другом. О том, по какой причине Бенеславская и Есенин встретились в Батуми, история умалчивает. Однако доподлинно известно, что вскоре Айседора Дункан, находящаяся в то время в Ялте с гастролями, получила от любовницы своего мужа телеграмму о том, что к ней он больше не вернется.

Впоследствии так все и произошло, однако и с Галиной Бенеславской поэт вскоре расстался, заявив, что очень ценит ее как друга, но не любит, как женщину. И именно у нее, которая также нередко бывала в доме Качалова, Есенин хотел попросить прощение за то, что причинил своему лучшему другу столько душевных страданий.

Стоит отметить, что к моменту написания стихотворения «Собаке Качалова» поэт уже был женат на Софье Толстой, и очень тяготился этим браком. До его роковой гибели оставались считанные месяцы.

Поэтому в последних строчка стихотворения, когда поэт просил лизнуть нежно руку той, что всех безмолвней и грустней», он не только просит у Бенеславской прощения «за то, в чем был и не был виноват», но и прощается с ней, словно бы предчувствуя скорую смерть. И именно это предчувствие окрашивает произведение «Собаке Качалова» особой нежностью и грустью . Кроме этого, среди строк отчетливо проступает одиночество человека, который разочаровался в любви и потерял веру в самых близких людей. И – острое чувство вины за то, что автор не смог сделать по-настоящему счастливыми тех, кто его искренне любил, невзирая на непостоянство характера, безрассудство и желание быть свободным от каких-либо обязательств.

Стихотворение Сергея Есенина «Собаке Качалова», написанное в 1925 году, стало одним из самых значимых в позднем творчестве писателя. Написанное незадолго до его самоубийства, оно отражает глубокие душевные переживания автора, остро ощущавшего свое одиночество.

Весной 1925 года знаменитый русский поэт познакомился с талантливым актером Московского художественного театра Василием Качаловым и начал часто бывать у него в гостях. Одним из постоянных участников этих дружеских богемных посиделок был пес Качалова Джим, к которому Сергей Александрович сразу же проникся глубокой симпатией. Она была взаимной: собака радостно облизывала лицо Есенина и внимательно слушала чтение им собственных стихотворений. Взволнованный поэт, который на тот момент переживал непростой период в личной жизни, был настолько впечатлен привязанностью животного, что сразу же решил посвятить ему отдельное поэтическое произведение - и сдержал свое слово.

«Собаке Качалова» стих получился очень лиричным и нежным, несмотря на явные нотки грусти. Есенин обращается к псу как к своему закадычному другу, как бы чувствуя с ним родство душ. В первой половине стихотворения он с легкой улыбкой предлагает вместе «полаять на луну» и описывает Джима как неизменного участника вечеров в доме хозяина. Однако чувства, которые описывает поэт, намного глубже привязанности к дружелюбному животному. В доме Качалова часто бывала Зинаида Райх, бывшая жена поэта, по отношению к которой поэт до сих пор испытывал чувство вины, смешанное с тоской об утраченной любви. Если внимательно читать текст стихотворения, именно Джима как самого верного и преданного друга, к которому нельзя ревновать, Есенин просит помочь и передать его извинения «за все, в чем был и не был виноват». Ведь жизнь развела его с бывшей возлюбленной, поэтому выразить все свои теплые чувства к ней он может только через четвероногого посредника.

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,
С такою милою доверчивой приятцей.
И, никого ни капли не спросив,
Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придет, даю тебе поруку.
И без меня, в ее уставясь взгляд,
Ты за меня лизни ей нежно руку
За все, в чем был и не был виноват.