Куликовская битва ободрила русских людей в борьбе с татарами, научила их побеждать грозных ханов Золотой Орды, но не избавила еще нашу землю от татарского владычества. После Мамая Ордой стал править хан Тохтамыш, который захотел ото­мстить Дмитрию Донскому за его славную победу и неожиданно вторгся с сильными татарскими полчищами в пределы Русской земли. Прежде чем великий князь успел собрать войско, Тохтамыш уже явился под стенами Москвы, взял Москву обманом и страшно опустошил, ограбил ее и удалился со множеством пленных. Чтобы избавить на будущее время Русскую землю от таких опустошений, великий князь вновь обязался исправно платить дань Тохтамышу. Таким образом ему удалось уладить свои отношения с Тохтамышем. Но вскоре после смерти Дмитрия Донского на Русскую землю стала надвигаться новая страшная гроза из азиатских степей. Там в конце XIV века появился еще один могущественный завоеватель, прозванный Тамерланом. Покорив многие азиатские царства, Тамерлан вслед за тем завоевал Персию и вдоль западных бе­регов Каспийского моря вывел свои громадные полчища к устьям Волги. Отсюда в 1395 году он послал к хану Золотой Орды Тохтамышу требовать покорности и дани. Тохтамыш вместо ответа выступил против него со всей Ордой, но потерпел поражение.

Когда в Москве узнали, что Тохтамыш разбит Тамерланом и войско его рассеяно, все обрадовались, думая, что Тамерлан опять удалится в азиатские степи. Но к ужасу всей Руси грозный завоеватель двинулся от устьев Волги к северу, и полчища его вскоре явились уже на Волге, в саратовских степях. Затем Тамерлан подступил к Ельцу, взял его, разорил, выжег и стал около него станом, собираясь двинуться далее.

Только тогда все поняли, что Русской земле предстоит вынести новые бедствия. Все знали, что с Тамерланом идет на Русь около полумиллиона разноплеменных кочевников, и все ждали гибели. Оставалась надежда только на Божие милосердие, и все бросились в храмы, чтобы принести по­каяние накануне неминуемой гибели и молить Бога о спасении Русской земли. Юный великий князь Василий Дмитриевич собрал войско, созвал воевод, которые сражались под знаменами его отца Дмитрия Донского, на Куликовом поле, и стал совещаться с ними и с боярами. На этом совете было решено, что великокняжеское войско должно стать на рубеже Московского княжества, под Коломной, и здесь дожидаться врага.

Приняв такое решение и поручив охрану столицы своему дяде Владимиру Храброму, великий князь Василий двинулся с войском к Коломне и там ожидал вестей о приближении Тамерлановых полчищ.

В это время великому князю Василию Дмитриевичу Бог внушил благую мысль: успокоить встревоженных жителей Москвы перенесением в столицу древней чудотворной иконы Божией Матери, некогда принесенной во Владимир князем . Великий князь написал в Москву митрополиту Киприану и просил его послать за иконой во Владимир. Митрополит поспешил исполнить желание великого князя, и почетное посольство из высшего духовенства и великокняжеских бояр отправилось во Владимир. Чудотворную икону взяли из владимирского Успенского собора и торжественно понесли в Москву. Это шествие было зрелищем умилительным! Бесчисленное множество народа выходило отовсюду на дорогу, все падали перед иконой на колени, все взывали к ней со слезами: «Матерь Божия! Спаси землю Русскую!» Вся Москва вышла навстречу иконе за много верст от города. Едва показалась вдали шествующая к Москве икона, все пали ниц перед ней со слезами радости и тихим упованием на ее чудотворную силу.

Не прошло и двух недель с того дня, когда икона Владимирской Божией Матери была торжественно внесена в Москву и поставлена в московском Успенском соборе, как из Коломны в Москву пришла радостная весть Тамерлан повернул от Ельца свои полчища на юг и поспешно удалился от русских границ!

Древние летописцы сохранили дивное предание. Они рассказывают, что в тот самый день и час, когда московские жители встречали чудотворную икону Владимирскую, Тамерлан дремал в своем шатре под Ельцом и видел ужасный сон. Ему представилась высокая гора, которая вершиной своей скрывалась в облаках. Святители в блистающих ризах с золотыми жезлами в руках сходили с этой горы, а над ними в лучезарном сиянии шествовала Небесная Владычица, окруженная тьмой грозных воинов, которые все разом устремились на Тамерлана.

В трепете очнулся он ото сна, собрал своих вельмож и стал просить растолковать смысл сновидения. Некоторые из вельмож объяснили Тамерлану: «Небесная Владычица, которую ты видел во сне, не кто иная, как Богоматерь, защитница христиан». «Если так, то нам не одолеть их!» - воскликнул Тамерлан и приказал своим полчищам немедленно удалиться из пределов Руси.

Когда радостная весть об удалении полчищ Тамерлана достигла Коломны, великий князь благодарил Бога за милость, оказанную Русской земле, распустил войско и со своей дружиной поспешил к Москве. По возвращении в Москву Василий Дмитриевич соорудил каменный храм Божией Матери и монастырь на том самом месте, где Владимирская икона Божией Матери была встречена митрополитом, духовенством и гражданами московскими. Русская Церковь с того же 1395 года положила на вечные времена праздновать 26 августа праздник Сретения Богоматери в память того, что единственно благодати Божией была тогда обязана Русская земля спасением от страшного нашествия Тамерлана. Монастырь же, построенный на месте встречи иконы, получил название Сретенского.

18 февраля 1405 года в районе нынешнего казахского села Талапты умер человек, считающий себя повелителем мира. Полное имя человека — Тимур ибн Тарагай Барлас . Нам он больше известен как Тамерлан.

Знакомство с этим персонажем у многих началось с книги Гайдара «Тимур и его команда», когда в ответ на вопрос «А кто такой Тимур?» главная героиня получает: «Один царь такой. Злой, хромой и из средней истории».

Как ни странно, эта брошенная вскользь фраза — почти идеальная характеристика одного из самых известных завоевателей в истории.

Хороший, Плохой, Злой

Тамерлан, за неполные 40 лет с 1366 по 1404 годы покоривший всю Среднюю Азию от Каспия до Индийского океана и от Китая до Египта, просто не мог быть «белым и пушистым». Другое дело, что жестокость тогда понимали иначе. Исламские очевидцы самым чудовищным преступлением Тамерлана считали то, что он казнил своих единоверцев. Вполне в его стиле было потребовать сдачи города на условиях непролития крови мусульман. Те сдавали город. И Тамерлан выполнял обещание. Христиане и иудеи подвергались резне. А мусульман живыми закапывали в землю, действительно не пролив ни капли крови.

Тимур на троне в Балхе, 1550. Фото: www.globallookpress.com

Немногие европейцы, которые были свидетелями зверств Тамерлана, не делили людей на христиан и мусульман — их ужасал сам факт массовых и изощрённых убийств. Сохранились воспоминания немца Иоганна Шильтбергера , который, будучи оруженосцем, попал в плен сначала к туркам, а потом к самому Тамерлану, и провёл в его державе без малого 30 лет.

«Собрав жителей Исфахана, он приказал умертвить всех, кто был старше 14 лет. Головы убитых были сложены в виде пирамиды в центре города. Затем он приказал вывести женщин и детей в поле за городом, где отделил детей моложе 7 лет. После этого он приказал своим воинам наехать на них своими лошадьми. Собственные советники Тамерлана и матери этих детей пали перед ним на колени и умоляли его пощадить детей. Но он не внял их мольбам, повторил свое приказание, которое, однако, ни один воин выполнить не решался. Разгневавшись на них, Тамерлан сам наехал на детей и сказал, что хотел бы знать, кто осмелится не последовать за ним. Тогда воины были вынуждены последовать его примеру и растоптать детей копытами своих лошадей. Всего растоптанных насчитали около семи тысяч». Кстати, именно этот сюжет вдохновил русского художника Василия Верещагина на полотно «Апофеоз войны» — знаменитую пирамиду из черепов.

Василий Верещагин Апофеоз войны. 1871 Фото: Public Domain

Небоевая рана

Собственно, Тамерлан, или, вернее, Тимур-э Лянг — оскорбительное прозвище. Состоит из двух слов. Данное при рождении имя «Тимур» или «Темир» на некоторых монгольских диалектах означает «железо». Довесок же, означающий «хромой», он получил при действительно постыдных обстоятельствах.

Вот как об этом говорит предание: «Он был небогат и имел средств только чтобы содержать трёх или четырёх всадников. С их помощью он начал отнимать у соседей один день барана, другой — корову, и когда это удавалось, пировал со своими людьми. Когда у него было уже 500 людей, он напал в земле Систан на стадо баранов. Но пришли хозяева и бросились на него и его людей, многих убили, а его свалили с лошади и ранили в правую руку, так что он лишился двух маленьких пальцев. А также в правую ногу, отчего он остался хромым». Для амбициозного «повелителя мира» напоминание о воровстве баранов было подобно насмешке.

Руины Дворца Тамерлана, Узбекистан (настоящее время). Фото: Commons.wikimedia.org / Alaexis

Наглость — второе счастье

На знамени Тамерлана был изображён треугольник, внутри которого помещались три овала. Считалось, что это символизирует весь мир, то есть три части света — Европу, Азию и Африку, которые покорились завоевателю. В 1402 году Тамерлан бросил вызов турецкому султану Баязиду . В битве под Анкарой султан был разбит и потом до самой смерти содержался Тамерланом в железной клетке. Но до сражения они успели обменяться любезностями. Баязид, увидев знамя Тамерлана, якобы, заявил: «Какую наглость надо иметь, чтоб возомнить себя владыкой всего мира!». На что Тамерлан, намекая на турецкий штандарт с полумесяцем, ответил: «А какую наглость надо иметь, чтобы считать себя повелителем Луны?».

Тронный камень Тимура. Фото: Public Domain

Испанец Руй Гонсалес де Клавихо , посетивший в качестве посла короля Энрике III двор Тамерлана в Самарканде, оставил отчёт, свидетельствующий о крайней самонадеянности завоевателя. Аудиенция началась его вопросом «Как поживает мой сын испанский король?» и закончилась словами «Хорошо, я дам своё благословение королю, сыну моему». По понятиям того времени это было хамством. К тому, кого государи считали себе равным, обращались «брат», к зависимым — «младший брат». Слово «сын» в устах политика значило «раб».

Возможно, это следует списать на традиционную восточную спесь. Так, придворный хронист Тамерлана Гийассаддин Али с полной серьёзностью уверял, что в одном из своих походов тот дошёл даже до земель франков. Другим льстецам этого показалось мало, и они утверждали, что в походе на север Тамерлан достиг «пределов шестого климата». Исламские учёные делили мир на 7 климатов — первым был экватор, седьмым — полюс. Шестой, получается, полярный круг.

Завоевания Тамерлана. Фото: Public Domain

Русский след

В реальности крайней северной точкой завоеваний Тамерлана оказался русский город Елец. Произошло это в августе 1395 года. Тамерлан, преследуя татарского хана Тохтамыша, задался целью уничтожить не только его армии, но и само государство — Золотую Орду. Теоретически, Русь, как данник Орды, тоже могла попасть под мечи.

Но вышло иначе. Взяв Елец и пленив тамошнего князя Фёдора , Тамерлан не пошёл к Москве, а повернул обратно. Почему?

Тамерлан и его воины. Миниатюра. Фото: Public Domain

Есть три версии событий. Согласно нашей летописи, Русь спасла Владимирская икона Богоматери, которую в преддверии нашествия принесли в Москву. Тамерлану же, якобы, было видение, что некая Царица с несметным воинством ангелов велит ему убраться из пределов Русской земли.

Согласно восточным преданиям, Тамерлан вообще нападал на город Владимир. Но там ему тоже было видение. Вроде бы явился Хызр, исламский праведник, к оторый воевать не велел, а велел просто показать «урусам» свою силу. Для чего Тамерлан, якобы, взял двухлетнего жеребца и бросил его в стены города. Стены рухнули, а Тамерлан крикнул так, «что у воинов отнялся язык от страха и бледность страшная всё лицо покрыла».

В действительности Тамерлан планов завоевания Руси попросту не имел. Его вояж к Ельцу — всего лишь попытка настигнуть одного из убегающих полководцев татар, Бек-Ярык-Оглана . Елец попал под раздачу как бы за компанию.

Правда, русская летопись настаивает на том, что Хромец всё-таки собирался напасть на Русь вторично. Но тут в дело вступил «Генерал Мороз» — ударили холода. Тамерлан, желая согреться, выпил слишком много вина и от этого умер.

Удивительно, но это почти в точности соответствует подлинным обстоятельствам гибели Тамерлана. В начале похода на Китай у него стал сильно болеть живот. Врачи пытались облегчить страдания, прикладывая к животу лёд. Успеха это не имело, и раздосадованный завоеватель действительно принял ударную дозу алкоголя, что вызвало обострение болезни и смерть.

Московская Русь (1262-1538)

Усобица преемников Александра Невского

Со смертью Александра Невского в 1263 г. на Руси вновь вспыхнула усобица – «нелюбье». Его многочисленные братья, сыновья и племянники так и не стали достойными преемниками великого князя. Они ссорились и, «бегая… в Орду», наводили на Русь татар. Епископ Владимирский Серапион с болью и гневом писал об этом: «Мы… считаем себя православными… (а) неправды всегда преисполнены и зависти, и немилосердья: братий своих мы грабим и убиваем, язычникам их продаем… если бы можно, так съели б друг друга…»

После Александра великим князем стал его брат Ярослав Ярославич, который правил до 1271 г., пока, подобно отцу и брату, не умер по дороге из Орды. Золотой ярлык получил последний из оставшийся в живых детей Ярослава, Василий Ярославич, но в 1276 г. и он скончался. Великокняжеский стол перешел к сыну Александра Невского, Дмитрию Александровичу. С ним жестоко враждовал его младший брат Андрей, который «добыл» для себя в Орде золотой ярлык и привел татар, которые помогли ему свергнуть Дмитрия. Так князь Андрей Александрович первым из русских князей захватил власть с помощью вражеской силы. Пришедшая с Андреем на Русь так называемая «Дюденева рать» сожгла и разграбила 14 русских городов. Современники сравнивали это время с Батыевым нашествием. Словом, больше всего от этих усобиц страдала Русь, подвергавшаяся опустошительным набегам завоевателей.

Борьба братьев, наводивших на Русь монголо-татарское войско, тянулась почти четверть века, до 1294 г., когда Дмитрий умер. С тех пор Андрей Александрович 10 лет (до своей смерти в 1304 г.) наслаждался добытой вероломством и предательством властью, хотя подлинными хозяевами страны стали баскаки – сборщики дани, нещадно грабившие подданных жалких наследников Александра Невского.

Князь Даниил Александрович

Из-за постоянных свар князей столичный город Владимир утратил свой прежний блеск. Наступило время расцвета новых центров Руси – Москвы и Твери. Среди сыновей Александра Невского менее всех выделялся младший сын Даниил Александрович. Как младший (род. в 1261 г.), он постоянно лавировал между могущественными старшими братьями. Да ему и в наследство от отца досталось самое худшее и меньшее из удельных княжеств – Московское. Даниил держался в стороне от распри братьев Дмитрия и Андрея. Согласно легенде, значительное приращение к Московскому княжеству он получил в качестве наследства от своего соседа и племянника Ивана Дмитриевича Переславского. Тот, умирая в 1302 г. бездетным, завещал Даниилу богатый Переславль-Залесский удел. Ранее Даниил захватил город Можайск, а позже, в 1303 г., город Коломну, входивший в Рязанское княжество. Так началось возвышение Москвы. Даниил умер в 1303 г. и был похоронен в основанном им же Даниловом монастыре в Кремле – первом монастыре на Москве. Позже в этом месте стали происходить чудеса, и князя Даниила канонизировали. При преемнике и сыне Даниила, князе Юрии, Московское княжество увеличилось и стало заметно выделяться среди других русских земель. В 1326 г. в Москве построили первую каменную церковь. С самого начала Москва стремилась к дружественным отношениям с татарами, которые не разоряли город и земли дружественного князя. Московских князей отличало постоянство и привязанность к своему городу. Даже добившись власти над Владимиром и завоевывая другие города, они продолжали править из Москвы. Блеску и суетности столичной жизни в златоверхом Владимире Даниил и его потомки предпочитали удобство и безопасность отчего дома на укрепленном холме у Москвы-реки.

Борьба Москвы с Тверью

Наследнику Даниила Юрию пришлось отстаивать свой удел в борьбе с усилившимися тверскими князьями. Тверь была молодым по тем временам городом. Она досталась в 1252 г. брату Александра Невского, Ярославу Ярославичу. Он оказался умелым правителем, укрепил княжество, не тратя сил в борьбе за Владимирский стол, счастливо избежал татарских набегов.

Тверь, стоявшая на Волге, быстро стала богатым торговым городом. Неслучайно, что именно там впервые на Руси после разорения хана Бату построили каменную церковь, а прихожан к молитве собирал редкий для тогдашней Руси колокол. Ярослава отравили в Орде в 1272 г. Его дело продолжил князь Михаил Ярославич, который после смерти великого князя Андрея Ярославича в 1304 г. сумел получить от хана Тохты золотой ярлык и стал великим князем Владимирским.

Это сразу же обострило отношения Твери с Москвой. На зло князя Михаила Тверского Юрий Московский отвечал злом, тот, в свою очередь, поступал так же. Словом, к началу XIV в. Москва и Тверь превратились в заклятых врагов. Эта взаимная вражда князей-родственников дорого обошлась Руси, надолго отодвинув час освобождения от монголо-татарского гнета. Князья часто ездили в Орду и интриговали друг против друга. Юрий Данилович, ради успеха своего дела, женился на сестре хана, Кончаке, ставшей в православии Агафьей. В итоге в 1317 г. хан отобрал золотой ярлык у Михаила Тверского и отдал его Юрию Даниловичу. Так впервые Москва заимела вожделенный златостол во Владимире. Затем Юрий пошел на Тверь войной, но потерпел неудачу – проиграл битву. В плен к тверичам попала княгиня Агафья, которая вскоре умерла в Твери (возможно, от яда), что послужило поводом для ожесточения московско-тверской борьбы. В 1318 г. по вызову хана Юрий и Михаил приехали в Орду. Ханский гнев обрушился на Михаила Ярославича. За смерть ханской сестры он был выдан на расправу Юрию и его людям.

Пленника заковали в колодку, раздели и зверски избили, а под конец приспешники Юрия вырезали у него сердце. Мужественно встретил ужасную смерть тверской князь. Впоследствии его канонизировали как святого мученика. Бессердечием Юрия, который, сидя на коне, спокойно взирал на обнаженный окровавленный труп своего родственника, возмутился даже сторонник Юрия, знатный татарин Кавдыгай: «Чего же ты смотришь, что же тело его брошено нагим?» Тогда Юрий велел прикрыть тело Михаила и увез его с собой в Москву, чтобы шантажировать им преемника Михаила, князя Дмитрия Михайловича Грозные Очи и добиваться покорности Твери.

Лишь через год Юрий сжалился и отдал тело мученика его родственникам. Он понял, что Тверь не уступит, тем более что в 1322 г. новый хан Узбек все равно передал золотой ярлык не ему, а князю Дмитрию Михайловичу Грозные Очи – сыну убитого Михаила. Через 3 года Дмитрий Михайлович и Юрий Данилович случайно столкнулись в Орде. Вспыхнула ссора, во время которой Дмитрий убил Юрия, отомстив за убийство отца. Хан же, разъяренный самоуправством своих русских данников, тут же приказал казнить князя Дмитрия Грозные Очи.

Но и тогда Москва упустила ярлык на великое княжение, ибо после казни Дмитрия Михайловича ярлык достался не москвичам, а брату Дмитрия Тверского, князю Александру Михайловичу. Впрочем, милость хана оказалась тяжела для нового великого князя. Александр вернулся в Тверь из Орды не один, а с ордынским послом Чол-ханом (Щелканом), который в Твери чувствовал себя полноправным хозяином: выгнал князя Александра со двора и поселился в его доме, а жителей города подверг насилию и грабежам. Вскоре терпение тверичей лопнуло, и 15 августа 1327 г. в городе началось восстание. В то утро татары отобрали у местного дьякона Дудко его кобылицу, которую тот вел на водопой. На крик дьякона сбежались горожане и стали убивать татар. Вскоре восстание приняло всеобщий характер. Александр Михайлович был не в силах успокоить своих подданных.

В Москве обрадовались трагедии в Твери. Новый московский князь Иван Данилович (брат умершего к тому времени Юрия) поехал в Орду и вскоре привел на Тверь карательное 50-тысячное монголо-татарское войско. Вместе с московскими полками ордынцы взяли Тверь и разгромили ее, а также другие города княжества. Князь Александр Михайлович с братом бежал во Псков. За послушание и усердие Иван Данилович (Калита) в 1328 г. получил из рук хана золотой ярлык. Правда, и тогда хан колебался, долго не решаясь, кому из своих эмиров – тверскому или московскому – отдать ярлык. Неудивительно, что Иван Данилович не успокоился, пока не сумел расправиться с тверскими князьями. Для этого он и его сыновья, во главе со старшим, Семеном, не раз ездили в Орду и интриговали там против Твери. С одобрения хана Узбека Калита двинулся на Псков, где укрылся князь Александр Михайлович. Когда псковитяне отказались выдать Москве беглеца, Калита прибег к неслыханному ранее на Руси способу борьбы с единоверцами: бывший в его обозе митрополит Владимирский Феогност за поддержку тверского беглеца стал угрожать псковичам церковным проклятьем. Недаром митрополита привечали на Москве! Псковичи испугались отлучения от церкви, и Александр, чтобы не губить души своих великодушных покровителей, добровольно покинул Псков и уехал в Литву. Но и тогда покоя Калите все равно не было: в 1337 г. он узнал, что хан Узбек принял пришедшего к нему с повинной князя Александра и вернул ему Тверское княжество.

Недовольный таким поворотом событий, Калита все же сумел вновь опорочить тверичей в глазах хана. Князя Александра и его сына Федора вызвали в Орду, арестовали и тотчас четвертовали, «а князя Семена и братьев его, – говорит летопись о наблюдавших за расправой детях Калиты, – отпустили с любовью на Русь». Эти злодеяния омрачают эпоху возвышения Москвы. Как писал Карамзин: «Суд истории, единственный для государей, – кроме Суда Небесного, – не извиняет и самого счастливого злодейства!» Для Твери же все это обернулось трагедией: монголо-татары фактически истребили три поколения ее князей!

После расправы над тверскими князьями Иван Калита действовал напористо и быстро. Он расправился с Тверью, выслал из города всех бояр, отобрал у тверичей колокол – символ и гордость города. Это означало полную капитуляцию и унижение Твери.

1325 – Переезд митрополита Петра в Москву

Закладку московских соборов обычно связывают со служением в Москве митрополита Петра. Еще в 1299 г. митрополит Киевский и всея Руси Максим оставил разоренный Киев и переехал в более надежный, спокойный Владимир и тем самым фактически перенес сюда центр русского православия. Поставленный в митрополиты в 1305 г. Петр шагнул дальше – он перебрался в Москву как в столицу самого сильного русского княжества. К этому шагу он готовился давно, часто и подолгу останавливаясь в Москве под заботливым приглядом Калиты, который уговаривал святителя поселиться в Кремле. Якобы Петр и посоветовал князю построить каменный Успенский собор.

Для московского князя переезд митрополита стал огромной удачей – ведь так Москва становилась церковным центром Руси, укреплялся авторитет набирающего силу княжества Московского. Митрополит Петр умер в 1326 г. и был объявлен первым московским святым. Его преемник Феогност окончательно перенес митрополичью кафедру в Москву.

Иван Калита

Иван Данилович был младшим сыном князя Даниила, братом Юрия. Став великим князем, он сумел с помощью Орды не только расправиться с Тверью, но и присоединить к Москве Суздаль, а также часть Ростовского княжества. Иван был так же льстив и осторожен с татарами, как его отец и старший брат. Он аккуратно платил дань – «выход», причем впервые добился в Орде права собирать дань с русских земель самостоятельно, без баскаков или ростовщиков-бессерменов. Конечно, часть денег «прилипала» к рукам князя, получившего прозвище Калита (поясной кошель). Впрочем, согласно летописи, Иван часто развязывал калиту, раздавая милостыню. Он первым из великих князей Владимирских удостоился имени «князя великого всея Руси». В стенах деревянного Кремля, построенного в 1339 г. из дубовых бревен, Иван заложил несколько каменных церквей, в том числе Успенский и Архангельский соборы – самые знаменитые храмы Московской Руси.

Яркая личность князя надолго запомнилась современникам и потомкам. В легендарной истории Московского княжества Иван I Калита изображается мудрым государем, чья политика «утишения» свирепых ордынцев была так необходима истерзанной врагом и усобицами Руси. В одном из летописных восхвалений Калиты прямо сказано, что лишь благодаря ему долгожданный мир и покой надолго пришли на Русь, «бысть оттоле тишина велика 40 лет, и престаша погании воевати Русскую землю, и заклати христиан».

В сознании потомков князь предстает основателем новой династии, своеобразным московским «праотцем Адамом». С него, как изображалось на иконах, начинается династическое древо московских великих князей и царей, охраняемое особо почитаемой в Москве Богородицей. В летописной миниатюре древний художник изобразил Калиту и митрополита Петра, которые, будто заботливые садовники, взращивают за крепкими стенами Кремля и под сенью Успенского собора древо российской государственности.

Со смертью Ивана Калиты связана символическая легенда. Как-то князю привиделся странный сон: будто едет он верхом в окрестностях Москвы и вдруг видит перед собой небывало высокую белоснежную гору. На глазах Калиты снеговая шапка растаяла в воздухе, а потом исчезла и сама могучая гора. Митрополит Петр, к которому обратился обеспокоенный князь, сказал Ивану, что сон этот – пророчество о близкой их смерти: сначала умрет он, Петр (святитель носил на голове белый куколь), а потом умрет и сам Иван. Так это и случилось.

Правление Семена Гордого

Калита не надолго пережил митрополита Петра. Еще когда в 1339 г. Иван Калита добивался в Орде казни Александра Тверского, он уже знал о своей тяжкой болезни и заботился о судьбе сына и наследника Семена (Симеона). Этим объясняется его упорное желание поскорее расправиться с тверским князем Александром – опасным соперником его сына в борьбе за ярлык великого княжения. В итоге в 1340 г., после смерти отца, Семен Иванович легко стал великим князем. Он во всем следовал заветам Калиты. Как писал Н. М. Карамзин, Семен «ласкал ханов до уничижения, но строго повелевал князьями российскими и заслужил имя Гордого».

Как и отцу, Семену приходилось не раз терпеть унижения и обиды в Орде, куда он ездил шесть раз. Из 13 лет своего княжения он прожил там не один год, месяцами ожидая приема у хана. Не всегда ему везло. Так, в 1343 г. Семен заспорил с Константином Васильевичем Суздальским о княжении в Нижнем Новгороде, причем на стороне Семена выступило нижегородское боярство. Оба поехали за правдой в Орду. «И был им, – повествует летописец, – суд суров, и досталось княжение Нижегородское князю Константину, и выдали ему бояр (нижегородских). И приведены были те (бояре) в Нижний Новгород в узах, и имущество их отнял (князь Константин), а самих повелел казнить». Несмотря на эту неудачу, князь Семен правил Московским княжеством, имея в руках бесценный золотой ярлык.

Москва при Семене Гордом расширялась, в ней строились новые здания. Русские иконописцы Захарий, Иосиф и Николай расписывали Архангельский собор, а Спасский собор украшал иностранный мастер по имени Гоитан, вероятно, итальянец. В 1346 г. мастер Борис отлил пять первых московских колоколов. Впервые именно на печатях Семена появились слова «Князь великий всея Руси». Это не означало, что Русь уже объединилась вокруг Москвы. «Великими князьями» в середине XIV в. называли не только владимирских, но и многих других князей. Так, в 1341 г. кроме Владимирского и Тверского великих княжеств хан Узбек создал Нижегородско-Суздальское великое княжество, выделив его по своему хотению из великого Владимирского княжения. Хозяин этого удела Константин Васильевич (тот самый, с которым неудачно спорил перед ханом Семен) и сменивший его сын Андрей вели, подобно тверскому и московскому князьям, активную политику «собирания русских земель». Это лишний раз свидетельствует, что «московский путь» объединения Руси не являлся единственным.

Первой женой Семена Ивановича стала литовская княжна Августа (Анастасия). После ее смерти в 1345 г. великий князь женился на смоленской княжне Евпраксии, но ее якобы «испортили» на свадьбе (в летописи сказано: «Ляжет с великим князем, и она кажется ему мертвец»). После развода с ней Семен в 1347 г. обвенчался, вопреки запретам церкви, с Марией – дочерью убитого в Орде тверского князя Александра. История этого брака оказалась скандальной. Митрополит Феогност, не признавший развод Семена и возмущенный непослушанием своего духовного сына, отказался благословлять жениха и невесту и даже закрыл перед новобрачными врата церкви. Но Семен упорствовал и своего добился – ведь политически этот брак был очень важен для Москвы, он позволял Москве окончательно сломить волю тверичей.

Другое дело – Великий Новгород, богатство которого так привлекало алчного Семена Ивановича. Получив золотой ярлык, он не мешкая двинулся войной на Новгород. Уже тогда Семен показал свой истинно гордый и жестокий нрав, потребовав от вольного Новгорода неслыханного унижения: посадники и тысяцкие должны были предстать перед ним босыми и на коленях просить князя о мире. А все происходило лютой зимой. Нет, не прошли даром для русских князей ордынские уроки! Ценой большой дани новгородцам удалось избежать позора.

Труднее Семену было справиться с Литвой: тамошний властелин князь Ольгерд сам славился как отважный воин и тонкий политик. Он умел настроить ордынцев против Москвы и даже пытался внезапно захватить принадлежавший Москве Можайск. Яркого воинского таланта Ольгерда и великой силы литовских войск боялись все соседи. Как-то раз он навел страх на весь Великий Новгород, только послав вечу вызов: «Ваш посадник Евстафий осмелился всенародно назвать меня псом, иду на вас!» Новгородцы струсили и, к своему позору, убили посадника прямо на вече.

1350-е – Нашествие «черной смерти» на Русь

В середине 1350-х гг. страшная беда надвинулась на Русь – чума, «черная смерть», косившая людей быстро и страшно. От появления первых признаков болезни до кончины человека порой проходило всего два-три дня. Как писал летописец: «…болезнь же была такая. Сначала словно рогатиной ударит под лопатку, или против сердца, под грудь, или между плечами. И разболеется человек, и начнет кровью харкать, и огонь начнет жечь, а затем пот, потом дрожь начнется, и так, в болезни полежав, умирает. Некоторые, один день проболев, умирали, а другие два дня, а иные три дня».

В марте 1353 г. умер от чумы митрополит Феогност, потом сыновья великого князя Семена Ивановича – Иван и Семен. 26 апреля 1353 г. чума скосила и самого великого князя. Умирая, Семен постригся в монахи под именем Созонт и в своем завещании умолял братьев Андрея и Ивана жить мирно, «чтобы не престала память родителей наших и наша и свеча бы не угасла». Но тогда судьба была безжалостна к роду Калиты и почти загасила свечу: вскоре чума унесла его брата и наследника Андрея. Из всей обширной семьи остался один, самый младший сын Ивана Калиты и брат Семена, 28-летний Иван Иванович. Похоронив близких, он стал великим князем и тотчас отправился в Орду, где в 1354 г. получил от хана Бедирбека ярлык на великое княжение.

Иван II Красный и митрополит Алексий

Ивана II Ивановича, за красоту прозванного Красным, летописец назвал «христолюбивым, и тихим, и милостивым», хотя при нем московская политика оставалась по-прежнему жестокой и кровавой. 3 февраля 1357 г. неизвестные убили московского тысяцкого (городского голову) Алексея Хвоста, ранее ссорившегося с Семеном Гордым. Как пишет летописец, «было же убийство его совершено непостижимым образом: не известно ни кем убит, ни как – только нашли его лежащим на площади… Той же зимой по последнему снегу большие бояре московские из-за того убийства отъехали на Рязань с женами и детьми». Из Рязани бояре отправились в Орду и только через год, заручившись гарантиями хана, вернулись в Москву, к Ивану. Видно, у них были основания бояться своего «христолюбивого и тихого» великого князя. Между тем тысяцкий олицетворял собой важнейшую «ветвь» тогдашней власти. Это был выборный глава городского самоуправления, с которым князья во всех городах были вынуждены считаться. Убийство Хвоста символично – московская княжеская власть не терпела власти горожан, и в XIV в. должность эта исчезла навсегда.

Возможно, князь Иван действовал бы и резче, но нрав его смягчал московский митрополит Алексий – человек образованный, умный и дальновидный. Этот монах (в миру Семен), выходец из Чернигова, происходил из боярского рода. Еще в молодости его приблизил к себе митрополит Феогност. После смерти митрополита Алексию не без труда удалось утвердиться на митрополичьей кафедре, перенесение которой из Киева во Владимир греки наконец признали. Митрополит Алексий пользовался огромным авторитетом в народе и у великого князя. Когда в 1359 г. Иван Красный умирал, то свою жену княгиню Александру и 9-летнего сына Дмитрия, будущего великого полководца, он оставил на попечение митрополита Алексия – и не ошибся.

1392 – Смерть Сергия Радонежского

Ко времени Ивана II относится и важное событие в духовной жизни Руси – основание Троице-Сергиева монастыря, величайшей национальной святыни России. Монастырь заложил монах Сергий (в миру Варфоломей) родом из городка Радонеж. Толчком к началу праведной жизни отрока стало видение Богородицы, посетившей Варфоломея. Около 1345 г. он постригся в монахи и в лесном урочище построил келью и церквушку. Потом здесь же поселились другие иноки. Так возникла скромная обитель – даже церковная утварь у монахов была деревянной. Игумен Сергий ввел новый в русском монашестве принцип общежительства бедного монашеского братства с общим имуществом.

Сергий был истинным праведником. Увидев, что основанный им монастырь разбогател, а монахи стали жить в довольстве и сытости, он ушел из монастыря и основал в лесу новую обитель, где поселился, отказавшись от всех благ и привилегий игумена богатого монастыря. Его политический вес в стране был велик. Сергий мирил русских князей, молился за победу на поле Куликовом. Этот, по словам летописца, «святой старец, чудный и добрый, и тихий, кроткий, смиренный» почитался святым на Руси уже при жизни. Сергий Радонежский просил похоронить его не в храме Святой Троицы, который он срубил собственными руками, а на общем кладбище, вместе с простыми братьями, но его волю не исполнили: рака с мощами святого стоит в Троицком соборе современной Троице-Сергиевой лавры до сих пор.

Правление Дмитрия Донского

Умирая в 1359 г., Иван II оставил после себя 9-летнего сына Дмитрия. Это и был знаменитый в русской истории князь Дмитрий Иванович Донской. Неверно представлять его только как деятеля, единственной целью которого всегда было освобождение Руси от монголо-татарского ига. Нет, Дмитрий был человеком и правителем своего времени, он вел почти непрерывную, причем часто нечистоплотную, борьбу с собратьями – русским князьями, не раз ради власти унижался в Орде. Ведь в 1360 г. Орда отдала золотой ярлык суздальскому князю Дмитрию Константиновичу, который занял Владимирский стол.

Примечательно, что хан Навруз сначала отдал золотой ярлык не князю Дмитрию Константиновичу, а его брату, Нижегородскому князю Андрею Константиновичу. И тут произошло неожиданное событие, быть может, уникальное в истории России: князь Андрей, Рюрикович по происхождению, отказался от власти в пользу младшего брата Дмитрия, ибо, как сухо пишет историк, «не имел склонности к государственной деятельности». Позже, в 1364 г., князь Андрей уступил и свой Нижегородский стол другому своему младшему брату, Борису, окончательно устранившись от власти и политики. Такого история России еще не знала.

Итак, великим князем Владимирским стал Суздальский князь Дмитрий Константинович. Потеря золотого ярлыка для Москвы воспринималась как катастрофа. Ее князь терял огромные Владимирские земли, и Московское княжество «сжималось» до границ времен Ивана Калиты. Поэтому борьба за ярлык для 10-летнего князя Дмитрия Московского стала отчаянной борьбой за выживание. Неудивительно, что «партии» князей-тезок жестко, говоря словами летописи, «сперлися о великом княжении».

Но тут Дмитрию Московскому помог случай: в 1361 г. хана Навруза убили недруги. Началась распря в Золотой Орде, и, воспользовавшись ею, московские войска двинулись на Дмитрия Константиновича. Тот не имел сил отстоять свой ярлык и безропотно отдал власть Дмитрию Ивановичу. Произошло это вполне мирно, и князья даже породнились: в 1367 г. Дмитрий Иванович женился на дочери Дмитрия Константиновича Евдокии. Свадьбу устроили в Коломне, так как Москва лежала в страшных развалинах: жарким летом 1365 г. в ней случился великий пожар. За час-два город сгорел дотла, «и огнем все поело, и пламенем испепелило».

Только затихла эта междукняжеская распря, как начался новый виток московско-тверской войны. В 1368 г., выманив «с любовию, по крестному целованию» тверского князя Михаила Александровича в Москву, князь Дмитрий Иванович вероломно схватил его и посадил в тюрьму – «истому». Митрополит Алексий освятил это злодеяние. Лишь угроза набега ордынцев, которым пожаловались на Москву тверичи, заставила Дмитрия отпустить своего знатного пленника. Однако стоило монголо-татарам уехать, как Дмитрий вновь двинулся в поход на Тверь. Князь Михаил Тверской бежал в Литву к своему зятю, князю Ольгерду. Тот в 1368 г. внезапно подступил к Москве, разорил ее окрестности и увел много пленных и скота.

Через несколько лет Ольгерд с тверичами вновь пришел под Москву и сеял вокруг нее смерть и огонь. Воспользовавшись этим временным ослаблением Москвы, Михаил Александрович Тверской помчался в Орду и в 1371 г. вернулся оттуда с золотым ярлыком на великое Владимирское княжение. В ответ Дмитрий Московский прибег к интриге – начал склонять другие города к неповиновению новому великому князю, а татарскому послу, прибывшему с Михаилом из Орды, сказал, что присягать Михаилу во Владимире не будет и его «в землю на великое княжение» не пустит.

Вскоре и сам князь Дмитрий Иванович стал великим князем Владимирским. Еще раньше в Орде Дмитрий сблизился с эмиром Мамаем, и тот, захватив верховную власть, выдал своему русскому другу золотой ярлык. А чтобы тверичи не пытались тотчас перехватить бесценный знак власти на Руси, князь Дмитрий фактически купил у монголо-татар (за огромнейшую тогда сумму в 10 тыс. рублей) сына князя Михаила Тверского, князя Ивана Михайловича, который тогда находился в Орде как аманат – заложник хана. Три года продержал Дмитрий Московский княжича Ивана заложником в «истоме». На этот раз дорого обошелся золотой ярлык князю Дмитрию Ивановичу и всей Москве: из Орды с ним пришли многочисленные кредиторы Дмитрия, у которых он назанимал денег на покупку пленника, – на Русь наложили тяжкую дань. Но при этом Мамай, дав золотой ярлык Дмитрию, не отобрал золотой ярлык и у тверского князя Михаила. Мамай лишь написал Михаилу с упреком и издевкой: «Мы дали тебе великое княжение и давали тебе войско, а ты не взял, захотел со своим войском на великое княжение сесть, а теперь правь кем хочешь». Так появилось на Руси два великих князя Владимирских. В этом состояла хитрая политика Орды – разделять и властвовать.

В 1371 г. Дмитрий Иванович совершил новый поход на своих собратьев – он разорил Рязанское княжество и согнал с Рязанского стола князя Олега Ивановича. В 1375 г. с огромным войском союзных князей князь Дмитрий Иванович осадил Тверь и принудил тверского князя Михаила Александровича, оставленного ордынцами, заключить мир на условиях Москвы: «А буде нас (Дмитрия. – Е. А.) сводить с княжения татары и станут предлагать тебе (Михаилу. – Е. А.) нашу вотчину, великое княжение, и тебе его не брать до самой смерти». Впервые тверской князь в такой даннической форме признал верховенство Москвы и при этом называл себя «молодшим братом» великого князя Московского Дмитрия Ивановича и тем самым, как тогда говорили, «пошел под его руку».

Примечательно, что в текст московско-тверского договора включили ставшую для Москвы типичной норму, которой узаконивали доносительство: «И ты (князь Михаил. – Е. А.)… если узнаешь от христианина или от поганого добрую или дурную весть о нас, то сообщай нам по правде, по своей клятве, без хитрости…» После этого ясно, отчего в 1380 г. на Куликовом поле не было ни тверичей, ни рязанцев, ни других князей, ранее жестоко утесняемых князем Дмитрием. Для них он был не лучше татарина Мамая. По тем же причинам не рвались на поле Куликово и новгородцы.

Митрополит Алексий

Долгие годы подлинным правителем княжества при юном князе Дмитрии Ивановиче оставался митрополит Алексий. Он был опытен, мудр и умело оберегал юношу от опасностей, пользуясь уважением и поддержкой московского боярства и горожан. Благодаря ему в эти тревожные годы, несмотря на неудачи, значение Москвы не упало в глазах Золотой Орды. Митрополита там особенно почитали после знаменитого «чуда Тайдулы». В 1357 г. Алексия позвали в Орду к больной ханше Тайдуле, жене хана Джанибека. Перед отъездом Алексия в церкви Успения произошло чудо – сама собой загорелась свеча. Митрополит привез свечу в Орду, и ее свет исцелил Тайдулу. Около 1360 г. под Москвой, на самом тракте в Орду, митрополит Алексий основал Андроников монастырь, названный по имени первого игумена, ученика Сергия Радонежского монаха Андроника. Славу монастырю принесли не чудеса, а необыкновенно красивый белокаменный Спасский собор и имя гениального мастера Андрея Рублёва, который расписывал его. Здесь около 1430 г. Андрей Рублёв и был похоронен рядом со своим другом, иконописцем Семеном Черным.

В 1378 г. 85-летний Алексий умер. Он стал вторым после митрополита Петра московским святым. После смерти Алексия в церкви начались раздоры. Многие годы ставленник князя Дмитрия митрополит Митяй боролся с болгарином, митрополитом Киприаном, рукоположенным и присланным на Русь греками, которые хотели объединить разобщенные политической смутой православные церкви Киевского, Литовского и Владимирского княжеств. Но такое единение под властью Константинополя уже не отвечало интересам Москвы – она шла своим путем. Поэтому московский князь делал все, чтобы Русская Православная церковь не была единой. Вернее, он хотел, чтобы она объединилась под началом московского митрополита, да и то назначенного с его, князя, одобрения. Поэтому Дмитрий глумился над святителем Киприаном, дважды «вышибал» его с позором из Москвы. Тот смог утвердиться в столице только после смерти Дмитрия Донского в 1390 г.

Куликовская битва 1380 г.

В 1370-е гг. монголо-татары постоянно ходили на Русь. В 1377 г. орда царевича Араб-шаха напала на русское войско на реке Пьяне под Нижним Новгородом. Русские полки не ожидали атаки, князья даже не знали, где находится орда. Не выставив дозоров, одни полураздетые воины беспечно отдыхали, другие охотились, третьи пили мед и брагу. У многих доспехи лежали в обозе, упрятанные в сумы, копья не были насажены на древки, а щиты не собраны. Проводники из мордвы указали монголо-татарам подходы к лагерю – и те внезапно ударили по русским, их «бьюще, колюще и секуще». «В оторопе» (растерянности) русские войска, преследуемые ордынцами, бежали, устилая телами убитых дорогу к Нижнему Новгороду. Горе-военачальник князь Иван Дмитриевич (брат жены Дмитрия Донского) бросился в реку и при переправе утонул. На плечах русских ордынцы ворвались в Нижний Новгород. Жители города на лодках поспешно перебрались через реку в соседний Городец и смотрели, как враги грабят и жгут их родной город. Монголо-татары взяли огромный полон, а уж позор Пьяны запомнился навсегда.

Тем временем и в самой Золотой Орде было неспокойно – кочевое общество раздирали распри родов, знатных семей мурз. В середине 1350-х гг. Орда раскололась. В 1357 г. хана Джанибека убил его сын Бердибек, который тут же вырезал 12 своих единокровных братьев. После этого началась, по словам русского летописца, «замятня великая в Орде». За 25 лет (до 1381 г.) на престоле в Орде сменилось 25 ханов!

К 1380 г. ситуация в Орде оставалась запутанной: часть ее стояла за эмира Мамая, а часть – за хана Тохтамыша из рода Джучидов. Русским князьям приходилось ублажать обоих… или, пользуясь их распрей, не платить дань («выход») никому. Так поступил и великий князь Дмитрий Иванович. Он отказался отвечать на «запрос» Мамая и не поехал в Орду по его вызову. Формально он действовал по закону: Мамай происходил не из Чингизидов, т. е. не принадлежал к царскому роду, а был, как и Дмитрий, только эмиром. Более того, в 1378 г. в Рязанской земле, на реке Вожже, князь Дмитрий разбил посланную Мамаем «Бегичеву рать». Эта битва вошла бы в число самых блестящих побед русского оружия, если бы ее не заслонила еще более грандиозная победа на Куликовом поле.

После сражения на Воже Мамай решил своими руками наказать непослушного московского данника и двинулся на него походом. Дмитрий Иванович понимал, какое отчаянное дело он затеял – бросить вызов могучей и непобедимой вот уже 150 лет Орде! По легенде, на подвиг его вдохновил Сергий Радонежский. Но не только одобрением церкви заручился князь Дмитрий. Окончательно испортив отношения с Мамаем, он активно и умело сколачивал княжескую коалицию.

Впервые с домонгольских времен князь Дмитрий созвал большой княжеский съезд. По зову великого князя в ноябре 1374 г. в Переславль-Залесский съехалось не менее 150 удельных князей! Они договорились о совместных действиях против, как бы теперь сказали, «вероятного противника». Но вначале им стали совсем не ордынцы, а… тверичи. В 1375 г. дружины «со всей Русской земли» уже стояли под стенами русского города. Тверской князь Михаил быстро признал верховенство великого князя Дмитрия, о чем уже было сказано выше.

Вскоре этот опыт совместных действий союзных и подвластных Москве удельных князей пригодился в борьбе с Ордой. Летом 1380 г. по зову Дмитрия в Москве собралось огромное 100-тысячное войско. По трем дорогам оно двинулось из столицы. Улицы Москвы тогда видели необыкновенное зрелище: под звон колоколов священники с хоругвями, иконами и крестами, в золотых ризах, окропляли святой водой тысячи проходящих мимо воинов. «То… не стук стучит, не гром гремит, – писал летописец, – то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами». Сдерживая слезы, Дмитрий Иванович сказал на прощание княгине Евдокии: «Жена, если Бог за нас, то кто против нас?»

26 августа 1380 г. по Москве разнеслась весть, что русское войско перешло реку Оку, и «была в городе Москве печаль великая, и во всех концах города поднялся плач горький и вопли и рыдания». Все знали, что если армия переправилась через реку, то, значит, командование сделало окончательный выбор: пути назад нет, битва и гибель многих близких и друзей неизбежны. 8 сентября 1380 г., как только рассеялся утренний туман, поединком инока Пересвета и татарского богатыря Челубея началось сражение на Куликовом поле. Оба поединщика рухнули на землю замертво – по давнему поверью, такой исход дуэли предвещал тяжелую битву. И действительно, чаша успеха долго колебалась. Поначалу монголо-татарам удалось прорвать русские ряды и даже подсечь древко полкового знамени в Большом полку. Это был страшный момент – ведь каждый воин в тесноте и хаосе сражения ориентируется на знамя полка, и его исчезновение означает поражение, гибель. Но русские воины не пали духом, перешли в контратаку и победили. Ужасающими оказались их потери – после сражения воины шесть дней хоронили мертвых товарищей.

Но все же в тот день Бог действительно был на стороне Руси! Князя Дмитрия нашли под упавшим деревом контуженым, но живым. Известно, что он, поддерживая мужество «небывальцев» (новобранцев), возглавил первую атаку на противника. Огромную роль в победе сыграл его двоюродный брат Владимир Андреевич, командовавший запасным полком, который внезапно ударил из засады по татарам и тем самым решил судьбу сражения. Как и князь Дмитрий, Владимир Андреевич получил прозвище Донской.

Князь Олег Рязанский

Принято считать Олега Рязанского чуть ли не изменником, который якобы был на стороне Мамая и в день битвы на Куликовом поле только случайно не успел прийти татарам на помощь. Так писал московский летописец после победы. В действительности все обстояло намного сложнее. Рязанское княжество – «крайняя», ближайшая к степи земля, и обычно первые удары кочевников приходились именно на рязанцев. Сколько раз они отважно отбивались от Орды! Не забудем, что князь Олег славен уже тем, что первым из русских князей за почти полтора столетия монголо-татарского ига сумел нанести поражение войску Орды: в 1365 г. он, вместе с князем Иваном Пронским, разбил войско эмира Тагая. В 1378 г. в славной битве на реке Воже москвичи разгромили войско Бегича плечом к плечу с рязанцами. Вскоре, в отместку за это, Мамай внезапно напал на Рязанскую землю и сжег ее столицу, Переяславль-Рязанский. Великий князь Рязанский Олег бежал за реку Оку, ближе к московским пределам.

С Москвой же у него складывались неровные отношения. И хотя Олег никогда не ездил за ярлыком на Владимирское княжение, «не воевал» Москвы, тем не менее он постоянно подвергался набегам москвичей и их союзников. Так, в декабре 1371 г. московские воеводы разбили войско Олега, свергли его с Рязанского стола, а его место занял вассал Дмитрия Ивановича князь Владимир Пронский. Не без труда, путем уступок Москве, Олег вернул себе отчину.

И вот пришел 1380 год. Рязанцы славились отвагой, но они хорошо понимали, что страшная сила двинувшейся на Русь Орды сотрет их княжество в порошок и никто им не поможет. Поэтому князь Олег накануне выступления Орды признал власть Мамая и выплатил ему «выход»… Возможно, он действительно выступил со своим войском на помощь Мамаю как послушный вассал, но ведь не дошел… Так же случилось 2 года спустя, когда хан Тохтамыш двинулся на Русь. Московские летописи утверждают, что броды через реку Оку ему показал князь Олег. Трудно представить себе, чтобы Орда без помощи проводников-«вожей» князя Олега не смогла бы форсировать пограничную реку. И хотя Олег с Тохтамышем к Москве не пошел, но всю свою досаду за гибель столицы Дмитрий Донской осенью 1382 г. выместил на рязанцах: «Землю всю до остатка взяша и огнем пожгоша и пусту сотвориша, пуще ему и татарьскые рати», т. е. хуже татар. В отместку за это в 1386 г. князь Олег захватил и ограбил Коломну. Тогда Дмитрий Донской послал против него дружину князя Владимира Андреевича. С большим трудом Сергию Радонежскому удалось примирить московского и рязанского князей… Князь Олег умер в 1402 г., и его изображение в полный рост можно видеть на современном гербе Рязани.

1382 – Набег Тохтамыша и разорение Москвы

Успех русских дружин на поле Куликовом был полным, а трофеи – огромны и богаты. «И многие воины его обрадовались, захватив богатую добычу: пригнали за собою многочисленные стада коней, верблюдов, волов, которым нет числа, и доспехи, и одежды, и товары». Но недолго пришлось князю Дмитрию Донскому радоваться победе. Хан Тохтамыш сверг неудачника Мамая и сообщил князю Дмитрию, что, победив их общего врага, готов вновь принять Русь «под свою руку». Сил сопротивляться хану у Дмитрия не было, победители – русские князья – уже успели снова перессориться, так что вновь собрать войско князь Дмитрий не мог. Поэтому он выразил хану покорность, с честью отпустил его послов, но сам на поклон в Орду не поехал.

Тогда Тохтамыш решил проучить упрямца. В 1382 г. его орда внезапно появилась под Москвой. Впервые со времен Бату-хана на Русь со всей Ордой пожаловал сам царь! Это было смертельно опасно. Князь Дмитрий Донской уехал в Кострому. Его нельзя обвинять в трусости: он не мог остаться в осаде, так как это резко понижало его шансы на сопротивление, не позволяло собрать союзные войска. В белокаменном московском Кремле, стены которого возводились с 1367 г., засел его вассал, литовский князь Остей с горожанами. Тогда впервые со стен загремели русские пушки. Но монголо-татары хитростью проникли в Кремль: по-современному говоря, напросились на экскурсию. Летописец сообщает, что посланники Тохтамыша сказали москвичам: намерения хана чисты, он лишь «хочет град сей увидеть, а вам всем дает мир и любовь». Наивные горожане открыли ворота и вышли с дарами… Монголо-татары убили возглавлявшего шествие князя Остея, ворвались в Кремль, разграбили и сожгли его, «а христиан, – пишет летописец, – всех изрубили такое множество, что начали у окаянных плечи болеть». Потом ордынцы огнем и мечом прошлись по всей Руси, сжигая города, убивая и уводя в полон людей. «Не на что было смотреть, – записал современник, – разве что земля, и пыль, и прах, и пепел, и много трупов мертвых лежало, и святые церкви лежали разорены». Ко всему прочему, в отместку за непослушание на Русь была наложена «великая дань тяжкая по всему великому княжеству – от всякого без послабления, от всякой деревни – по полтине».

Дмитрий Донской

Парадокс состоял в том, что, разгромив Мамая на поле Куликовом (эмир бежал в Крым, и там его убили ногайцы), Дмитрий невольно помог тем самым Чингизиду хану Тохтамышу справиться с Мамаем и сплотить Орду под своей властью. Поэтому победа над монголо-татарами на поле Куликовом имела в основном огромное моральное значение, но не позволила освободиться от ига. И даже наоборот, с политической и военной точек зрения победа эта оказалась пирровой: в итоге Орда усилилась, а Русь оказалась ослабленной потерями. Поэтому понятно, почему после гибели Москвы князь Дмитрий вновь смирился с игом и в 1383 г. послал к хану своего сына Василия с огромным двухгодовым «выходом» в 8 тыс. рублей. Кроме того, в обмен на золотой ярлык он пообещал выплатить долг за все предыдущие годы своего «упрямства». Приехавший в Орду тверской князь Михаил не мог дать таких же щедрых обещаний, а поэтому ярлык остался у Дмитрия. Обе стороны могли быть довольны: Тохтамыш восстановил власть Орды над Русью, а Дмитрий даже после страшного разгрома Москвы остался у власти и с золотым ярлыком на руках.

После набега Тохтамыша князь Дмитрий заболел – наверняка причиной болезни стало чудовищное нервное напряжение. На некоторое время болезнь отпустила его, но потом, как писал современник, «впал он в еще больший недуг, и стоны вошли в сердце его так, что разрывалось нутро его и уже приблизилась к смерти душа его». Перед смертью, которая пришла за ним 19 мая 1389 г., он составил завещание. В этом документе впервые великое княжение Владимирское названо отчиной, т. е. наследственным владением московского князя, которое он свободно, по своей воле передавал сыну Василию. И еще там появились новые, необычные для данника Орды слова: «А переменит Бог Орду, не станут дети мои давать выхода в Орду, и кто из сыновей моих возьмет дань в своем уделе, тому она и есть…» Собственно говоря, это и есть финансовое выражение идеи национальной независимости – брать налоги в своей стране и не платить из них дань завоевателю. Но надежды победителя Мамая, увы, не сбылись: ни сыновья его, ни внуки его от платежа «выхода» в Орду не освободились. Лишь только правнук Дмитрия Донского Иван III почти через 100 лет после его смерти смог осуществить великую мечту прадеда!

В итоге время правления князя Дмитрия Ивановича оказалось необыкновенно тяжелым для Руси. Непрерывной чередой тянулись внешние и междоусобные войны, страшные пожары и эпидемии уничтожали ее города и села. Засуха губила всходы на полях обезлюдевшей от чумы Руси. Но благодарные потомки забыли неудачи правления князя Дмитрия Ивановича: в памяти народа он остался прежде всего великим полководцем, впервые победившим не только войско Мамая, но и страх русских людей перед ранее несокрушимой и страшной силой Орды. И впоследствии имя победителя на поле Куликовом вспоминали всякий раз, когда враг угрожал независимости России.

Правление Василия I Дмитриевича

После набега Тохтамыша гнет Орды над Москвой усилился. Когда в 1383 г. Дмитрий послал в Орду сына Василия Дмитриевича за подтверждением своего ярлыка, Тохтамыш оставил 11-летнего Василия Дмитриевича (род. в 1371 г.) в Орде как аманата – заложника. Впрочем, то же он проделал и с князем Александром, сыном соперника Дмитрия, тверского князя Михаила. Только через 3 года князю Василию удалось бежать на Русь.

Итак, Василий I Дмитриевич стал великим князем по завещанию отца, чего ранее не бывало. И это, несмотря на восстановление формального докуликовского положения, можно рассматривать как свидетельство укрепления власти великого московского князя. Справедливости ради отметим, что выбор Дмитрия одобрил и хан Тохтамыш. Его посол Шихмат участвовал в церемонии провозглашения Василия великим князем во Владимире. А сам Тохтамыш дружелюбно встретил в 1392 г. Василия в Орде, когда тот прибыл для подтверждения своего данничества. Отметим, что царь сменил гнев на милость не по доброй воле. Страшась приближавшихся из Средней Азии войск непобедимого Тамерлана, он ублажал своего данника: отдал ему Нижегородское княжество и даже не гневался, когда осмелевший Василий запросил в придачу еще Муром с другими городами. Конечно, злато и серебро, щедро раздаваемые московскими послами в ханском окружении, тоже сыграли свою роль!

Словом, начало княжения для Василия Дмитриевича оказалось удачным. Да и сам он потом старался не раскачивать лодку: правил Москвой осторожно и расчетливо долгих 36 лет. При нем мелкие князья начали забывать о своей прежней воле (насколько она была вообще возможна под ханской пятой) и постепенно превращались в великокняжеских слуг. Василий стал чеканить свою монету, заставил ранее освобожденную от дани церковь участвовать в платеже ханского «выхода». Хотя он не был, в отличие от своего отца, победителя Мамая, отважным воином, но показал твердость в отношениях с Великим Новгородом, прибрав к рукам его северные владения. Впервые рука Москвы протянулась и к Булгарии на Волге: дружины Василия сожгли Казань. Рязань, долго соперничавшая с Москвой при смелом князе Олеге, уже в правление Василия Дмитриевича подпала под влияние Москвы.

Церковная жизнь Московской Руси при Василии не стояла на месте. Монах Кирилл, святитель праведный и суровый, основал в угрюмых северных местах («удобных для безмолвия»), у Белоозера, монастырь, прославленный аскетизмом и нестяжанием своих монахов. К голосу Кирилла прислушивались русские князья. После смерти Кирилла в 1427 г. Кирилло-Белозерский монастырь стал не только святым местом, но и узилищем для знатных преступников.

Время Василия I Дмитриевича оставило заметный след в истории русской культуры. Именно при нем соборы в Кремле расписывал знаменитый Феофан Грек, прибывший из Византии сначала в Великий Новгород (его фрески там сохранились до нашего времени), а потом переселившийся в Москву. Впервые он упомянут в 1399 г. как мастер, расписавший Архангельский собор Кремля. Феофан Грек производил незабываемое впечатление. Как писал о нем Епифаний Премудрый, Грек был не только творец, но и «преславный мудрок, зело философ хитр». Удивительной казалась его манера письма. Он не был похож на других живописцев, которые не отрывали взгляда от образца (старой иконы), а творил как бы небрежно: «Ногами без покоя стояша, языком же беседуя с приходящими глаголиша, а умом дальняя и разумныя обгадываша (угадывая)». При этом великом художнике сложился тип русского высокого иконостаса, главным украшением которого стал «Деисус» – композиция с изображением посередине Иисуса Христа и по бокам Богородицы и Иоанна Крестителя. Изобразительное пространство деисусного ряда Грека было едино и гармонично, а живопись, как и фрески, полна чувства и внутреннего движения.

Витовт и Софья

Когда в 1386 г. юный Василий бежал на Русь из Орды через Литву, он познакомился с князем Витовтом. Смелый княжич, бросивший вызов воле хана, понравился Витовту, и он пообещал ему в жены свою дочь Софью. Венчание произошло в январе 1391 г. Вскоре Витовт стал великим князем Литовским. Конечно, государственные интересы тестя и зятя оставались выше личных – ведь Москва и Литва тогда остро соперничали за пограничные земли.

Но все же Софья оказалась хорошей женой и благодарной дочерью – она делала все, чтобы Василий и Витовт не стали заклятыми врагами, хотя для этого имелись все основания: Витовт был сосед неспокойный и нахрапистый – в 1395 г. он обманом овладел Смоленском, пытался захватить Рязань. В 1399 г. Василий Дмитриевич, не желая участвовать в задуманном Витовтом опасном походе на Орду, послал Софью к отцу – и она сумела отговорить того от совместного с Москвой похода. Василий, чтобы сгладить конфликт, поехал на Пасху к Витовту в Смоленск, где дружески пировал с ним. Вообще же отношения Москвы и Литвы никогда не оставались ровными и спокойными. Витовт был энергичнее и опытнее своего зятя. Он постоянно держал в напряжении Василия, проводя активную завоевательную политику в окрестных с Московской Русью землях. Так, в 1400 г. он решил поставить у власти в Золотой Орде своего ставленника Тохтамыша, бежавшего от войск Тамерлана в Литву. Для этого он отправился в поход против укрепившегося в Орде хана Темир-Кутлука, за спиной которого стоял влиятельный эмир Едигей. Но в сражении на реке Ворскле 12 августа 1400 г. непобедимый ранее Витовт (вместе с войском Тохтамыша) потерпел страшное поражение от Едигея. То-то, наверное, радовался Василий, что не пошел войной на Орду в компании со своим тестем и разорителем Москвы Тохтамышем. В 1405 г. из-за нападения Витовта на Псков, который Москва считала «своим», дело дошло до прямого столкновения – русские и литовские полки сошлись на реке Плаве под Тулой. Однако старая дружба и родство возобладали, и кровопролития удалось избежать.

Вообще княгиня Софья Витовтовна была женщиной незаурядной: волевой, упрямой и решительной. Она родила Василию четырех дочерей и пятерых сыновей, а после смерти мужа от чумы яростно отстаивала права младшего сына Василия II Васильевича во время страшных усобиц, тогда снова захлестнувших Русь. Умерла великая княгиня в 1453 г., пережив мужа почти на 30 лет.

1395 – Нашествие Тамерлана

В 1360-е гг. в Средней Азии возвысился Тимур (Тамерлан), выдающийся властитель и полководец, известного своей хромотой, военными подвигами и невероятной, поражавшей даже современников, жестокостью. Он создал огромную империю и хотел завоевать весь мир. Разгромив турецкого султана Баязида, добивавшего некогда могучую Византийскую империю, Тимур тем самым помог Константинополю продлить существование еще на полвека. В 1395 г. на реке Терек Тимур уничтожил войско хана Тохтамыша, который после этого бежал в Литву. Тимур вторгся в татарские степи, а потом и в рязанские земли. С ним шло гигантское 400-тысячное войско. Ужас охватил Русь, помнившую Батыево нашествие, а теперь знавшую, что Тимур победил самого ордынского царя! Князь Василий не мог противостоять новому беспощадному завоевателю. Захватив Елец, Тимур двинулся было на Москву, но 26 августа остановился и, простояв две недели, повернул на юг. Накануне москвичи пытались укрепить свой город, начали рыть огромный ров, но работали впопыхах, бездумно: «И много убытка людям причинили: дома разметали, но ничего не сделали». Приходилось уповать на счастливый случай или волю Бога. Так и случилось. С тех пор как «железный хромец» повернул назад, на Москве считали, что Русь спасли не стратегические расчеты Тимура, не захотевшего в начале осени увязнуть на Руси, а знаменитая икона Богоматери Владимирской, некогда привезенная Андреем Боголюбским из Киева. Ее срочно доставили из Владимира в Москву, и как раз в тот же день Тимур повернул назад. Люди верили, что именно их отчаянная общая мольба отвратила приход страшного завоевателя на Русь.

Василий и Едигей

За отношениями Литвы и Московской Руси внимательно наблюдал из Орды эмир Едигей, фактический правитель при сменявших друг друга ханах-марионетках Темир-Кутлуке, Шадибеке и Булат-Салтане. В 1408 г., не сумев столкнуть лбами Московскую Русь с Литвой, он напал на Москву, которая к этому времени 13 лет не платила ордынский «выход», «задолжав» 90 тыс. рублей (!), и вообще стала вести себя независимо. В 1408 г. Едигей с укоризной писал Василию: «Как царь Темир-Кутлук сел на царство, а ты улуса своего государем стал, с того времени у царя в Орде не бывал, царя в очи не видел и князей его, ни бояр своих, никого иного не присылал, ни сына, ни брата ни с каким словом». И далее: «И как шлешь к нам жалобы и жалобные грамоты, а в них говоришь так, что „улус истомил, выхода взять не на ком“? Будто мы прежде сего твоего улуса не видали, а только о нем слыхали! а что твои послания или твои грамоты к нам, то это все ложь, а что ты имал для своей державы со всякого улуса с двух сох рубль, и куда ты серебро это дел?»

Словом, Едигей, хоть и называл Василия «любимым сыном», все-таки решил, подобно своим предшественникам на троне, поучить данника уму-разуму. Он написал Василию, что идет на Литву, а сам неожиданно ударил по Москве. Князь Василий бежал в Кострому, но пушки Кремля и его высокие каменные стены, а также присутствие сильного войска во главе с князем Василием Андреевичем (тем самым, который командовал запасным полком на Куликовом поле) вынудили монголо-татар отказаться от штурма столицы Московской Руси. Для успешной обороны князь Василий Андреевич приказал сжечь посады. «И жалко было смотреть, – читаем в летописи, – как чудные церкви, создаваемые в течение многих лет и высокими главами своими придававшие величие и красоту городу, в одночасье исчезали в пламени – так погибали от огня величие и красота города и чудные храмы. Это было страшное время: люди метались и кричали, и огромное пламя гудело, возносясь к воздуху, а город был окружен полками беззаконных иноплеменников».

Тогда Едигей решил взять Москву измором. Он обосновался в Коломенском на зимнюю стоянку и стал ждать своего вассала – тверского князя Ивана Михайловича с осадными орудиями. Подойти близко к Кремлю из-за огня московских пушек он не мог. Но князь Иван Тверской так медленно собирался, так тяжело шел на Москву, что дело разрешилось без него. Едигей, получив плохие вести из Орды, где начался очередной бунт, вступил с осажденными в переговоры, потребовал с москвичей огромный по тем временам выкуп в 3 тыс. рублей, получил его и 20 декабря со множеством русских полонянников откочевал в родные степи. «Горестно было видеть и слез многих достойно, – писал летописец, – как один татарин до сорока христиан вел, грубо связав их… И была тогда во всей Русской земле среди всех христиан туга великая и плач безутешный, и рыдание, и стоны, ибо вся земля пленена была, начиная от земли Рязанской и до Галича, и до Белоозера».

Москвичи, разоренные огромным выкупом, лишь потом узнали об истинных причинах поспешного ухода Едигея, а поэтому кусали локти, жалея свои денежки. Ведь оказалось, что зря поганым платили, Едигей и сам бы ушел от Москвы!

Вообще же истинная причина набега Едигея на Москву заключалась в том, что отношения Василия I с ним не сложились: князь считал татарина не выше себя по статусу. Повторялась ситуация с Донским и Мамаем – по «золотоордынскому счету» оба были эмирами, т. е. равными по своему статусу перед царственными Чингизидами. И русский эмир по традиционному праву на поклон к ордынскому эмиру мог и не идти. А вот когда в Орде произошел переворот – Едигея свергли, и воцарился настоящий Чингизид, сын Тохтамыша хан Джелал ад-Дин, Василий I собрался ехать в Орду с поклоном и с большим «выходом».

Но ему не повезло: не успел он двинуться в путь, как хана Джелал ад-Дина убил его брат Керим-Берди, а потом, выдвинув своего ставленника хана Чокре, к власти опять вернулся заклятый враг Москвы Едигей. В общем, в Москве решили переждать, когда в Орде наступит ясность. А ее все не было: ставленники Едигея, Тохтамышевичи, другие царевичи и эмиры отчаянно боролись за власть, сменяя в ханском шатре друг друга. Смерть в бою Едигея в 1419 г. не изменила ситуацию – «замятня» в Орде продолжалась, пока в 1422 г. там не воцарился хан Улуг-Мухаммед, который только к началу 1430 г. сумел перерезать и передушить всех своих противников.

1410 – Подвиг попа Патрикея

Те, кто видел великий фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублёв», помнят страшную сцену захвата города русско-татарским войском, разорение церквей и ужасную пытку священника, который отказался указать грабителям, где спрятаны церковные сокровища. Вся эта история имеет подлинную, документальную основу.

В 1410 г. нижегородский князь Даниил Борисович вместе с татарским царевичем Талычом скрытно подошли к Владимиру и внезапно, в час послеполуденного отдыха стражи, ворвались в город. Поп Успенского собора отец Патрикей успел закрыться в храме, спрятал священные сосуды, а также запер своих причетников в особой тайной светелке. Сам же, пока татары и нижегородцы ломали двери церкви, преклонил колена и стал молиться. Ворвавшиеся злодеи схватили священника и стали выпытывать, где он спрятал сокровища. Они жгли его огнем, вгоняли щепки под ногти, но он молчал. Тогда, привязав к лошади, враги поволокли священника по земле, а потом убили. Но люди и церковные сокровища были спасены.

Начало гражданской войны на Московской Руси

Пока в Орде шла борьба за власть, в Москве пристрастно и заинтересованно ожидали: чем же она закончится? Дело в том, что к этому времени уже умер Василий I (в 1425 г.), на троне оказался его 10-летний сын Василий II Васильевич. Но он не имел золотого ярлыка. А у кого в Орде, раздираемой распрями, просить этот ярлык, было неведомо!..

Правление Василия II оказалось, к несчастью для Руси, бедственным. Оно ознаменовалось реками крови четвертьвековой гражданской войны, охватившей Русь, жестоким «нелюбьем» потомков Калиты. Умирая, великий князь Василий I завещал великокняжеский стол сыну Василию II, а опекуном назначил своего тестя Витовта. Это не устроило князя Юрия Дмитриевича – младшего брата покойного Василия I и соответственно дядю Василия II. Юрий, тогда удельный князь Галича, сам мечтал о великокняжеском столе и формально, по «родственному счету», имел на это больше прав, чем племянник.

Спор дяди и племянника о первенстве и власти решался в 1432 г. в ордынском шатре перед троном хана Улуг-Мухаммеда. В своей речи князь Юрий Галицкий обосновывал свои права на главенство при наследовании великого княжения ссылками на летописи и завещание Дмитрия Донского – стол должен переходить именно к нему, младшему брату, а не к сыну покойного брата, великого князя. Так же было «по старине»!

От имени юного князя Василия II Васильевича речь перед ханом держал боярин Иван Всеволожский. Он умно построил свою речь и проявил особое лукавство в своей кажущейся прямоте. Он сказал хану: «Государь! Наш государь великий князь Василий ищет стола своего великого княжения, а твоего улуса, по твоему цареву пожалованию и по твоим… ярлыкам, и вот твое пожалование перед тобой». В этот момент Всеволожский предъявил хану его же ярлык, выданный Василию задолго до описываемых событий, в 1423 г., когда сам Улуг-Мухаммед в острой междоусобной борьбе был свергнут (как оказалось, временно, всего лишь на несколько месяцев) ханом Бораком и укрылся у своего друга Витовта в Литве. Так случилось, что как раз в это время великая княгиня Софья Витовтовна привезла из Москвы в Литву 8-летнего внука Василия, чтобы показать его деду Витовту. Получить для внука «запасной» (на всякий случай) ярлык от Улуг-Мухаммеда Витовту не составляло труда. И вот теперь, много лет спустя, ярлык тот пригодился. К тому же, отметая аргументы князя Юрия Галицкого, Всеволожский сказал: «Господин наш, князь Юрий Дмитриевич, хочет взять великое княжение по мертвой грамоте отца своего, а не по твоему пожалованию, вольного царя, а ты волен распоряжаться своим улусом». Неудивительно, что после такой речи хан поддержал Василия II и Юрий Дмитриевич был принужден «вести под ним коня», т. е. подчиниться власти племянника. Так Василий выиграл важный для будущего России спор. Традиционное право младшего брата занять великокняжеский престол после смерти старшего оказалось «побитым» новым – в сущности, самодержавным – правом великого князя передавать власть по наследству своему сыну (пока с одобрения хана).

Однако вскоре выяснилось, что оскорбленный результатами разбирательства в Орде князь Юрий Галицкий не считал себя побежденным и в 1432 г. нарушил мир с племянником. Незадолго до этого к нему в Галич перебежал упомянутый выше влиятельный московский боярин князь Иван Всеволожский, изменивший своему господину. Он стал склонять князя Юрия к борьбе за великокняжеский стол. Этого же хотели три его сына: Василий (названный позже Косым), Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный. Они неустанно твердили ему: «Отче! Иди на великое княжение! Отче! Иди на великое княжение!»

1432 – Ссора на свадебном пиру Василия

Поводом для открытой братоубийственной войны стала ссора на свадебном пиру Василия II (тот женился на Марье Ярославне – дочери князя Малоярославского). Дело в том, что в разгар пиршества мать Василия II Софья Витовтовна вдруг обвинила сына князя Юрия Галицкого Василия (Косого) якобы в незаконном присвоении им золотого пояса Дмитрия Донского. При всех гостях она сорвала пояс с Василия Юрьевича и тем самым страшно оскорбила его как воина и мужчину. В чем же суть конфликта? Драгоценные пояса в те времена являлись символом власти, одной из властных регалий. Их ценили как корону, посох, берегли, передавали по наследству.

О драгоценных поясах, как о величайшей ценности, упоминали в княжеских завещаниях. На свадебном пиру один из московских бояр, приближенных Софьи Витовтовны, якобы узнал на князе Василии Юрьевиче «пояс князя Дмитрия Донского». Точнее, этот богатый пояс «на цепях с каменьями» (в числе других поясов и драгоценностей) когда-то предназначался Дмитрию Донскому в качестве приданого, когда тот женился на дочери князя Дмитрия Суздальского Евдокии в 1367 г.

Однако, считала Софья, тысяцкий Василий, принимавший от суздальцев приданое для Дмитрия Донского, подменил его. Меньший, худший пояс он отдал князю Дмитрию, а лучший тайком передал своему сыну Микуле. Микула же сохранял этот пояс до той поры, пока не наступило время брака его сына Ивана, которому он и подарил драгоценность. Этот Иван – тот самый боярин князь Иван Всеволожский, доставивший столько огорчений семье Софьи, совершив побег к галицким князьям. От Всеволожского пояс и перешел к Василию Косому, женатому на внучке Всеволожского. Вот в этой обнове, обратившей на себя внимание Софьи, и явился князь Василий Юрьевич на свадьбу Василия II.

Читателю не стоит напрягаться для полного уяснения этой запутанной истории. Скорее всего, это была провокация со стороны Софьи, ибо неясно, каким же образом ее приближенные 65 лет спустя вдруг «узнали» так и не доставшийся в 1367 г. Дмитрию Донскому пояс. Ведь его до Василия Косого должны были носить на людях и Микула, и некогда близкий Софье боярин Иван Всеволожский – такие пояса в торжественные дни по сундукам не прячут. Истинная причина, вероятно, кроется в мести Софьи и ее окружения предателю, некогда первейшему боярину Ивану Всеволожскому, который бежал к врагу Москвы – галицкому князю Юрию Дмитриевичу.

Измена Всеволожского так раздосадовала Софью, что она обвинила галичан, укрывших предателя, в жульничестве с поясами, к которому будто и был причастен Всеволожский. Известно также, что вскоре после ссоры на свадебном пиру Василий II сумел схватить князя Всеволожского и распорядился его ослепить – «очи ему вынул». Так началась череда жестоких ослеплений в русской истории. Тогда считалось, что человек, утративший зрение, править не может, а подданные слепого государя не получают невинного счастья – «видеть очи государевы».

Правление Юрия Дмитриевича

Тем временем, оскорбленный и униженный поступком княгини Софьи, князь Василий Юрьевич вместе с братом своим Дмитрием Шемякой в ярости покинул пир и поехал к отцу в Галич. При этом они в дороге, желая отомстить московскому князю, разграбили ни в чем не повинный Ярославль – вотчину Василия II. А это уже было объявлением войны. Князь Юрий Галицкий тотчас встал на сторону сыновей, собрал войско и двинулся на Москву. Весной 1433 г. в сражении на берегу реки Клязьмы он победил войско Василия II, который бежал в Тверь и далее в Кострому. Новый великий князь Юрий (Георгий) Дмитриевич вступил в Москву. Но удержаться там долго он не смог – москвичи не поддержали Юрия, хотя он являлся законным наследником Василия I, его младшим братом. «Юрий, – сообщает летописец, – увидел, что непрочно сидеть ему на великом княжении», и послал за бежавшим Василием II. Юрий помирился с ним, уступил ему великокняжеский стол, а сам уехал из столицы. Но сыновья его не успокаивались и настойчиво требовали от отца, чтобы он вновь взял великое княжение.

В марте 1434 г. под Ростовом войска Юрия Галицкого вновь разбили воинство Василия II. Юрий вторично занял Москву. На этот раз москвичи признали его своим повелителем. Но правил великий князь Юрий (Георгий) Дмитриевич лишь два месяца и умер летом 1434 г. Он остался в истории благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, впервые в грамотах именно в титуле великого князя Юрия Дмитриевича появились слова «Божией милостию», которые придали московской княжеской власти особую значимость и способствовали укоренению самодержавия. Во-вторых, в его правление впервые на московской монете появилось изображение Георгия Победоносца, поражающего змея копьем. Отсюда пошло название «копейка», а также герб Москвы, включенный затем в герб России.

Шемяка и его братья

Умирая, великий князь Юрий Дмитриевич завещал Москву своему старшему сыну Василию Юрьевичу Косому. Но и тот не сумел надолго закрепиться у власти из-за ссоры со своими родными братьями – Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным, которые завидовали Василию. По словам летописца, они якобы сказали Василию: «Если Бог не восхотел, чтобы княжил отец наш, то тебя мы сами не хотим». Тотчас они послали гонцов к свергнутому ими же князю Василию II, который уже собирался бежать в Орду, и заключили с ним мир. Признав его повелителем, они затем вместе двинулись на Москву. Вскоре они согнали со стола своего брата, великого князя Василия Косого. Так, неожиданно для себя, Василий II вернулся к власти. Вообще он был «везучим неудачником» на троне. На поле боя он терпел одни только поражения, его многократно унижали, брали в плен враги. Как и его противники, Василий II был клятвопреступником и братоубийцей. Однако всякий раз Василия спасало чудо, а его соперники допускали ошибки еще более грубые, чем он сам. В итоге, несмотря на многочисленные поражения и провалы, Василий II сумел продержаться у власти более 30 лет и благополучно передал трон сыну Ивану III.

Ок. 1360 – ок. 1430 – Творчество Андрея Рублёва

Это жестокое, тревожное время стало эпохой расцвета творчества великого русского иконописца Андрея Рублёва. Он был учеником Феофана Грека, работал с учителем в Москве, а потом вместе со своим другом Даниилом Чёрным расписывал соборы во Владимире, Троице-Сергиевом и Андрониковом монастырях. О нем летописец написал: «Старец по имени Андрей, иконописец необыкновенный, всех превосходящий мудростью великой». Инок-иконописец Андрей писал иначе, чем Феофан. У Андрея нет характерной для Феофана суровости ликов, главное в его живописи – сострадание, любовь и прощение. Настенные росписи и иконы Рублёва поражали своей одухотворенностью уже современников, которые приходили смотреть, как он работает. На творчестве Рублёва и других иконописцев сказалось мощное влияние византийского искусства. Вообще Византия оставалась духовной родиной русского православия и несколько столетий русская культура подпитывалась соками греческой почвы.

Самая знаменитая икона Андрея Рублёва «Троица», которую он создал для Троице-Сергиева монастыря (после 1429 г.), обессмертила его имя. Сюжет иконы взят из Библии: по воле Бога у престарелых Авраама и Сарры должен родиться сын Исаак, и с вестью об этом к ним пришли три ангела. Они терпеливо ждут возвращения хозяев с поля. Считается, что это воплощения триединого Бога: слева – Бог Отец, в центре – готовый к жертве во имя людей Иисус Христос, справа – Cвятой Дух. Фигуры вписаны художником в круг – символ вечности. Покоем, гармонией, светом и добром проникнуто это великое творение XV в.

Церковная самостоятельность Москвы

Москва стремилась не только к политической, но и к церковной самостоятельности, сопротивлялась попыткам Византии во всем определять церковную жизнь Руси, назначать ее митрополитов. В 1441 г. Василий II отверг заключенную на Флорентийском соборе в 1439 г. церковную унию католической и православной церквей, по которой Византия, цеплявшаяся за любую помощь в борьбе с турками, признавала верховенство папы Римского. Василий II оскорбился действиями бывшего во Флоренции московского митрополита грека Исидора. И когда во время службы 29 мая 1441 г. Исидор провозгласил: «Помяни, Господи, папу Римского!», произошел скандал: великий князь и другие прихожане осудили поступок Исидора. Вскоре созвали церковный собор, на котором грека, как пишет летописец, «переспорили, схватили его… и заточили в Чудовом монастыре. Он же просидел тут все лето…», а потом бежал в Тверь, «а оттуда в Литву, да и в Рим, к папе своему…».

В итоге в 1448 г. Освященный собор русских епископов выбрал первого независимого от Константинополя митрополита. Им стал Иона, рязанский владыка. Это означало фактическую автокефалию (независимость) московской ветви Русской Православной церкви, без оглядки на Византию. Послушно выполняя волю Василия II в борьбе с Василием Шемякой, Иона встал в длинный ряд иерархов церкви, освящавших все праведные и неправедные дела московских государей. При нем единая Русская Православная церковь окончательно распалась на Восточную (Русскую) и Западную (Киевскую, Литовскую).

К этому времени на далеких островах Белого моря подвижники основали Соловецкий монастырь. Вначале там поселился пустынник Савватий (ум. в 1436 г.), а после него построили скит старцы Зосима и Герман. В 1452 г. Зосима стал первым игуменом монастыря, который отличался особой суровостью своего устава и образа жизни насельников. На островах запрещалось бывать женщинам, монахам не полагалось брить бороды, и даже нельзя было держать самок сельскохозяйственных животных. Но более всего монастырь стал известен как узилище знаменитых государственных преступников и как место сурового покаяния страшных грешников. А в XX в. Соловецкий монастырь большевики превратили в первый в Советском Союзе концлагерь, где содержали и уничтожали тысячи заключенных. Опыт СЛОНа (Соловецкого лагеря особого назначения) потом широко использовали при организации системы ГУЛАГа.

Окончание гражданской войны

После изгнания Василия Косого и возвращения Василия II в Москву обстановка в стране оставалась напряженной. Косой продолжал борьбу против Василия II и своих братьев. В 1436 г. союз этот расстроился: Василий II пригласил Дмитрия Шемяку в гости, а потом арестовал и сослал его в Коломну. Войско и двор Шемяки тотчас перешли к Василию Косому. В сражении на реке Черехе под Ростовом победу одержал Василий II. Князь Василий Косой попал в плен, и Василий II повелел ослепить пленника. Вероятно, именно с той поры его стали звать Косым, что, впрочем, не означало полного ослепления. Тем не менее, даже оставшись с одним глазом, он отошел от политики и умер в 1448 г.

Между тем ситуация на Руси вдруг ухудшилась. После того как Василий Косой выбыл из борьбы за власть, Дмитрий Шемяка вернул себе расположение Василия II и в союзе с ним отправился в поход на татар. 7 июля 1445 г. в сражении под Суздалем Василий II попал в плен к царевичу Махмутеку, сыну хана Улуг-Мухаммеда. Сражение с татарами проиграли по весьма распространенным в России причинам. Вечером князья и бояре обильно ужинали и без меры пили, потом все уснули, а дозоры выставить забыли. Рано утром всех поднял крик, что татары уже рядом – переходят реку Нерль. Русские бросились поспешно надевать доспехи, седлать коней, строиться. Но все войско собраться не успело. Дмитрий Шемяка со своим полком, за которым тотчас послал Василий II, почему-то (возможно – умышленно) сильно опоздал. В ходе беспорядочного, но упорного боя великий князь и множество его бояр сдались татарам. Царевич Махмутек сорвал с Василия нательные кресты и послал их в Москву – чтобы у Софьи Витовтовны и всей великокняжеской семьи не оставалось сомнений в том, что великий князь пленен. Как раз в этот момент в столице начался сильнейший пожар, уничтоживший Кремль и всю казну. Это было страшно вдвойне – ведь к тому времени хан Улуг-Мухаммед потребовал с москвичей за Василия невиданный выкуп в 200 тыс. рублей.

Шемяка, так и не появившись на поле боя, с особым почетом принял у себя татарского посла Бегича и дал ему понять, что не жаждет вызволять Василия II из неволи. Он сам хочет стать великим князем, надеясь, что «великому князю (Василию II. – Е. А.) не выйти на великое княжение» из плена. Но тут Шемяке не повезло. Произошло непредвиденное: на обратном пути в стан хана Бегич почему-то задержался в Муроме, и хан подумал, что посол его убит верным Василию II Шемякой. Поэтому он отпустил поклявшегося выплатить выкуп Василия II, и тот 17 ноября прибыл домой, в Москву.

Шемяка страшно огорчился столь скорому, нежданному освобождению Василия II из плена – ведь Московский стол был почти его! Но Шемяка не пал духом, а тотчас организовал заговор против великого князя – этого великого неудачника. На сторону заговорщиков перешел двоюродный брат Василия II, князь Иван Можайский. В феврале 1446 г. люди Шемяки ночью захватили Кремль, арестовали мать и жену Василия II. Заговорщиков поддержали многие москвичи: Василий II казался им тогда бездарным правителем, разорившим страну своим чудовищным выкупом. Самого Василия II в тот момент в Кремле не было. Вместе с сыновьями Иваном и Юрием он отправился на богомолье в Троицкий монастырь. Слуга Бунко тайно бежал из Москвы и сообщил Василию II об измене Можайского и Шемяки. Василий не поверил словам слуги, но все-таки выставил дозор. Однако люди князя Ивана Можайского и Шемяки перехитрили дозорных и ворвались в монастырь. Окружение великого князя впало в панику, сам Василий побежал в конюшню. Но там коней уже не было – кто-то их увел. Тогда он спрятался в церкви… Вскоре, услышав голоса преследователей, Василий II понял, что таиться бесполезно. С иконой в руках он вышел навстречу заговорщикам и просил Ивана Можайского пощадить его, не ослеплять, «не лишать его видеть образа Божиего и Пречистой Матери его и всех святых». Видно, Василий понимал, что после ослепления им Василия Косого, брата Шемяки, его ждет та же участь. Князь же Можайский был непреклонен. Он приказал схватить Василия, которого как простого пленника, на убогих санях, отвезли в Москву во двор Шемяки и там «очи вынули», а потом сослали с семьей в Углич. Так Василий II стал «Темным», а Шемяка – великим князем Дмитрием Юрьевичем.

Жестокая расправа с Василием возмутила бояр и горожан, в городе начались волнения. Тогда Шемяка, видя, что теряет общественную поддержку, решил обезопаситься: он приехал в Углич к Василию и вынудил того дать обет верности ему, великому князю Дмитрию. Радуясь послушанию Василия, Шемяка устроил пир и пожаловал пленнику в удел Вологду. Но Василий Темный, едва приехав в Вологду, тотчас отрекся от данного обета, бежал в Тверь и в союзе с тверским князем пошел войной на Шемяку. Вскоре боярин Василия Темного Плещеев с небольшим отрядом захватил Московский Кремль, а Шемяка бежал на Север, в Каргополь. Василий II в который раз воцарился в Москве.

В 1447 г. противники заключили мир. Теперь уже Шемяка клялся в верности великому князю Василию II, но ненадолго. Вскоре он нарушил клятву, и снова на Руси началось «нелюбье». В 1450 г. в сражении под Галичем войско Шемяки потерпело поражение, князь бежал в Великий Новгород. Здесь в 1453 г. жизнь изгнанника оборвалась: подкупленный Василием II повар Поганка отравил Дмитрия Шемяку – «дал ему зелье в куряти». Как пишет Н. М. Карамзин, Василий II, получив весть о смерти Шемяки, «изъявил нескромную радость». Еще бы: со смертью Шемяки серьезных соперников у него не осталось. Князь Иван Можайский, сыгравший столь печальную роль в судьбе Василия Темного, сын Шемяки Иван и другие неудачники, укрывшиеся в Литве, не представляли опасности для его власти… Живи и радуйся!

Василий II и Дмитрий Шемяка

Портретов Шемяки не сохранилось. Моральный облик галицкого князя постарались очернить его злейшие враги. В московских летописях Шемяка выглядит извергом, а Василий – носителем добра. Возможно, если бы победил Шемяка, то мы бы увидели совсем другую картину. На самом деле эти князья, двоюродные братья, были во многом похожи. Но все же не случайно культ галицкого князя долго сохранялся на русском Севере. Шемяка, человек отчаянный и решительный, шел своим путем к объединению Руси. Борясь с Василием и Москвой, он пытался создать могучее княжество с центром в Устюге Великом, опираясь при этом на силы и традиции вольного Севера, который менее Москвы затронула татарщина. Но сил у него оказалось мало, победил Василий II, и поэтому последнее слово в истории осталось за ним.

28 мая 1453 – Падение Константинополя

Год 1453-й оказался тяжелым для Василия II – умерла его мать Софья Витовтовна, а потом пришло страшное известие о падении Константинополя.

Исчезла одна из величайших мировых империй, рухнул оплот православия, погибла духовная родина русского народа. Конечно, в Москве знали о плачевном состоянии Византии в последние годы ее существования. Когда в 1398 г. султан Баязид осадил великий город, Василий I, как и его соперник, тверской князь, послал деньги византийскому императору. Но оказать действенную помощь гибнущему колоссу Русь не могла…

Крушение Византии поразило русских людей. Отныне Русь была обречена на церковно-культурное одиночество в окружении враждебных ей «папистов» (католиков), «люторов» (лютеран), «агарян» (мусульман) и идолопоклонников. Оборванные корни культуры, осквернение превращенной в мечеть величайшей святыни восточного православия – храма Святой Софии – все это не прошло даром для сознания русских людей, усилило ощущение церковного и политического одиночества, самоизоляции, горделивого сознания своего избранничества. Теперь они думали, что великое греческое царство пало от рук «агарян» за свои грехи и что Бог возложил миссию спасения христианского мира от наступающего Антихриста на Русь – последнее истинное православное царство. Именно Василий II впервые стал называться в тогдашних «Повестях» и «Житиях» царем – защитником православия с соответствующими эпитетами («белый царь всея Руси», «великодержавный царь Руский», «благоразумный царь»). Так к нему перешел титул, которым прежде на Руси называли только хана Золотой Орды.

Внешняя политика: Казань и Великий Новгород

Впрочем, думать о последствиях гибели Византии Василию II было некогда. Победа над Шемякой позволила ему укрепить внешнеполитическое положение Москвы, которое оставалось непростым. Совсем рядом с русскими землями возник новый опасный сосед. В 1437 г. из Орды на Русь, в Белев, бежал изгнанный своим братом Кичи-Мухаммедом хан Улуг-Мухаммед. Он рассчитывал на помощь Василия II, но тот изгнаннику в помощи отказал. Разгневанный хан в 1439 г. внезапно подошел к Москве, и Василию пришлось даже бежать из столицы. В 1445 г. именно сын Улуг-Мухаммеда, Махмутек, захватил под Суздалем Василия II, а сам хан стребовал с великого князя 200 тыс. рублей. В конце концов Улуг-Мухаммед пробился к Волге и обосновался на развалинах Казани, разоренной русскими в 1399 г. Там он построил деревянный город-крепость и основал Казанское ханство, которое быстро набирало силу и вскоре стало серьезным соперником Руси на северо-востоке. Но у Москвы были и свои, дружественные татары из той же семьи Чингизидов. Дело в том, что упомянутый выше основатель Казани Улуг-Мухаммед правил Казанью недолго: его убил сын Махмутек. Два его брата, Касым и Ягуп, не без основания опасаясь за свою жизнь, бежали из Казани и поступили на службу к Василию II. Вскоре орда Касыма успешно отбила нападение на Русь золотоордынского хана Сеид-Ахмета, и в 1452 г. в награду за верность Касым получил от Василия II в вотчину Городец-Мещерский на Оке, ставший Касимовым, центром Касимовского царства, вассального татарского княжества, воины которого с тех пор постоянно участвовали во всех походах русской армии. Так же в свое время сделал дед Василия, Витовт, заведший «своих» татар из рода Тохтамыша.

Другой проблемой Василия стали отношения с Великим Новгородом. Естественно, великий князь был недоволен тем, как Новгород поддержал Шемяку и даже дал ему убежище. В 1456 г. Василий II вместе с татарским отрядом двинулся в поход. В завязавшемся бою у Русы (Старой Руссы) новгородцы потерпели поражение, а их предводители попали в плен. На переговорах в Яжелбицах Василий II заставил новгородцев урезать свои права в пользу Москвы. Теперь Новгород не мог сам вести внешнюю политику. Времена переменились: с годами силы Москвы росли, а недружные новгородцы не думали об упрочении обороны своего государства. Ни с кем из соседей они не состояли в прочном союзе, наоборот, со всеми постоянно ссорились и своими руками готовили погибель своей вольной республики. Это имело печальные последствия для будущего России, для самосознания ее народа.

После победы над Новгородом Василий II расправился и с другими союзниками Шемяки: захватил Можайское и другие княжества, разгромил Вятку. Могущество Василия II усиливалось, он сделал своего юного сына Ивана Васильевича соправителем и, умирая, спокойно передал власть в его уже окрепшие руки.

1462 – Смерть Василия Темного

Смерти Василия Темного предшествовали драматические события в Москве. Когда-то, во время ссылки в Угличе, только что ослепленному Василию помог освободиться князь Василий Ярославич Боровский. Потом он перешел на сторону Шемяки, попал в плен к Василию II и был заточен в том же самом Угличе. В 1462 г. Василию II стало известно, что сторонники Боровского решили освободить его из тюрьмы. Он приказал схватить заговорщиков, доставить в Москву и «казнить их, бить и мучить, и конями по всему городу волочить и по всем торгам, а затем повелел головы им отсечь». Как пишет дальше летописец, «множество же народа, из бояр, и из больших купцов, и из священников, и из простых людей, видя это, приходили в ужас и удивление, и жалостно было видеть, как глаза всех наполняются слезами, потому что никогда ни о чем таком не слышали и не видели среди князей русских, чтобы такими казнями казнить и кровь проливать в святой Великий пост, и недостойно то православного великого государя». Смелый летописец писал эти строки! Но пройдет 100 лет, и его преемники – собратья по перу – будут почти равнодушно перечислять тысячи мучеников, безжалостно растерзанных свирепым Иваном Грозным и его опричниками, а толпы горожан быстро привыкнут к пролитой на улицах крови и даже будут бежать на казнь, как на праздник, толпиться у эшафота, чтобы – на счастье! – намочить кровью казненного платок или отрезать кусок веревки повешенного. Эпизод этот свидетельствовал о наступлении новых, страшных времен московского самовластия.

Сам Василий II умер не совсем обычно. У него началось онемение некоторых частей тела так, что князь прикладывал к ним разожженный трут и не чувствовал боли. Потом из ран пошел гной и Василий «впал в тяжкую болезнь», из которой уже не вышел.

Иван III Васильевич

С ранних лет княжич Иван (род. в 1440 г.) испытал ужасы междоусобья. Он был с отцом в тот самый день, когда люди Шемяки насильно выволокли Василия II из церкви, чтобы ослепить его. В суматохе Ивану с братом Юрием удалось бежать к родным. У него не было детства – уже с 10 лет (в 1450 г.) он стал соправителем слепого отца, сидел рядом с ним на троне и назывался великим князем. В 12 лет его обвенчали с юной Марией – дочерью тверского князя Бориса Александровича. Всего у власти Иван III Васильевич пробыл 55 лет! Причем из них самостоятельно правил 43 года.

По словам видевшего его иностранца, это был высокий, красивый, худощавый человек. Было у него и два прозвища: «Горбатый» – видно, что Иван сутулился, и «Грозный». О последнем прозвище потом забыли – внук его Иван IV оказался еще грознее. Иван III был властолюбив, жесток, коварен. Суров он оставался и к своим близким: родного брата Андрея уморил голодом в тюрьме.

Ивана отличал выдающийся дар политика и дипломата. Он мог годами выжидать, медленно идти к своей цели и достигать ее без серьезных потерь. Так произошло с освобождением от татарского ига, с завоеванием Твери, Новгорода. Иван III cтал истинным «собирателем» земель. Одни Иван присоединял тихо и мирно (Ярославское и Ростовское княжества), другие покорял силой (Чернигово-Северская земля, Брянск). Увенчались успехом и походы его войска на северо-восток – Иван прибрал к рукам Вятку, Югорскую землю по берегам реки Печеры. Московская власть при нем утвердилась и на Урале, а в 1472 г. Москве подчинилась принадлежавшая Новгороду Пермская земля.

К концу жизни Ивана Московское княжество увеличилось в 6 раз! Как писал С. Герберштейн, австрийский посол при дворе Василия III: «Он, как правило, никогда не бывал в сражениях и все же всегда одерживал победы, так что великий Стефан, знаменитый воевода Молдавии, часто поминал его на пирах, говоря, что тот, сидя дома и предаваясь сну, умножает свою державу, а сам он (Стефан), ежедневно сражаясь, едва ли в состоянии защитить свои границы».

Присоединение Великого Новгорода

Включение Новгорода в состав Московской Руси при Иване III стало не просто одним из эпизодов объединения страны. Это была победа нарождавшегося самодержавия над древней (с домонгольских времен) республикой. Поводом для резких действий Москвы стал переход новгородцев «под руку» польско-литовского короля Казимира IV, который по договору «целовал крест» – присягал в том, что сохранит в неприкосновенности права города. И хотя это был обычный, традиционный, «по старине» договор Новгорода и Литвы, фактически ни к чему не обязывающий стороны, Иван III воспользовался этим поводом, считая, что по той же «старине» Новгород ранее признавал верховенство великих князей Владимирских. Беспокоил Ивана и союз Казимира с ханом Ахматом. Он знал, что одним из условий союза являлось признание Ордой верховенства Казимира над Новгородом. Учел Иван и то, что разрыв с Москвой – интрига давнего врага Ивана, влиятельной Марфы Борецкой – вдовы новгородского посадника Исаака и матери действующего посадника Дмитрия. Поэтому, опережая возможные совместные действия татар, литовцев и новгородцев, Иван двинулся на Новгород, дав приказ войскам «жечь, пленить и в полон вести, и казнить без милости». Взятых под Русой пленных заставляли резать друг другу губы, уши и носы и для устрашения отпускали их в Новгород. 14 июля 1471 г. новгородцы потерпели сокрушительное поражение от московской рати в решающей битве на реке Шелони. Бежав с места битвы, они гибли в лесах, тонули в болотах, «и не было, – писал современник, – на них такого нашествия с тех пор, как земля их стоит». Взятых в плен посадника Дмитрия Борецкого и других сторонников Казимира казнили как изменников, других же посадили в «истому». По договору, заключенному в деревне Коростынь, Новгород фактически потерял независимость и выплатил огромную дань Москве. Однако окончательно свою победу Иван закрепил лишь 4 года спустя.

Именно 23 ноября 1475 г. Иван III вступил в Новгород «править суд», а фактически – «перебирать людишек»: расправляться со своими противниками. Тяжелая московская рука не понравилась новгородцам, даже тем из них, кто стоял раньше за Ивана. В городе начались волнения. В сентябре 1477 г. Иван III снова пришел в Новгород и предъявил новгородскому архиепископу и другим новгородцам ультиматум: «Коли уж ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, перед нами виноватыми сказались… и ныне сами на себя свидетельствуете и спрашиваете, какому государству нашему быть на нашей отчине, на Новгороде, то мы, великие князья (Иван был с сыном Иваном Молодым. – Е. А.), хотим государства своего (т. е. власти в Новгороде. – Е. А.) как на Москве… А государство наше, великих князей, таково: вечевому колоколу в отчине нашей, в Новгороде, не быть, посаднику не быть, а государство всё нам держать». В начале января 1478 г. новгородцы подписали капитуляцию, признали себя рабами Ивана, назвав его своим государем. Символ независимости – вечевой колокол – сняли и вывезли в Москву. Марфу Борецкую со многими боярами арестовали, конфисковав их земли, и вместе с тысячами граждан Новгорода «вывели» (выселили) в другие уезды, пустынные уголки.

Отчего же пал Новгород? Может быть, выродилась его вечевая демократия? Но ведь и раньше веча раздирали распри верхов и низов, а «Господин Государь Великий Новгород» все равно стоял. Вероятно, роковую роль в гибели Новгорода сыграла своенравная новгородская чернь. Выказывая симпатии «сильной» власти Ивана, она не думала, что получит не ожидаемый ею «справедливый суд» на местных бояр, а страшную московскую тиранию и беззаконие. Точно известно, что и верхи Новгорода (те, кого иностранные купцы называли «300-ми золотыми поясами») не объединились даже перед лицом поражения и гибели. Кроме того, Москва контролировала дороги Новгорода на восток и могла, закрыв подвоз хлеба, уморить голодом великий город. Наконец, пестрое новгородское ополчение, воевавшее, как в XII в., босиком и без доспехов, оказалось не в состоянии сопротивляться сильному московскому войску.

Свержение монголо-татарского ига

И все же главным событием правления Ивана III стало свержение монголо-татарского ига. К этому времени единой Орды уже не существовало. Шло образование нескольких ханств – Крымского, Ногайского, Казанского, Астраханского, Сибирского, хотя процесс этот протекал неровно. В упорной междоусобной борьбе хану Ахмату удалось на какое-то время возродить былую мощь Большой Орды. Русь все время пыталась играть на противоречиях различных ханств, особенно на смертельной вражде Крымского ханства с Большой Ордой, а также на распрях внутри ордынской верхушки. У русских дипломатов накопился большой опыт общения с ордынцами. Они знали, как завоевать расположение приближенных и родственников ханов, падких до богатых русских гостинцев. Но к середине 1470-х гг. ситуация стала меняться. Опытный русский посол Д. Лазарев не сумел договориться с ханом, чтобы не допустить похода на Русь, и, опасаясь смерти, даже бежал из Орды. Приехавший же в 1476 г. в Москву ханский посол Бочук жестко потребовал, чтобы великий князь явился, как его предки, к хану за ярлыком. В Москве понимали, что время «замятни» в Большой Орде прошло. Ахмат укрепился и решительно намерен вернуть «под свою руку» Москву, взыскать накопившийся за 8 лет «выход» Орде. Однако, чувствуя свою силу, Иван III не подчинился вызову и в Орду не поехал. Так что с 1476 г. отношения с Ордой фактически прервались, а в 1480 г. Ахмат выступил в поход.

1480 – Стояние на реке Угре

Время для наступления на Русь хан выбрал благоприятное: Иван III находился в Новгороде, где «перебирал людишек». Одновременно над Москвой нависла угроза нападения Ливонского ордена (к осени 1480 г. он даже осадил Псков), на Русь собирался двинуться Казимир IV. Тут еще родные братья Ивана III, князья Борис и Андрей Васильевичи, затеяли смуту внутри страны. Они засели в Великих Луках и вели переговоры с Казимиром, который тотчас дал знать о смуте на Руси хану Ахмату. Этот союз короля и хана особенно обеспокоил Ивана III – следовало опасаться одновременного наступления литовцев и татар на Русь. Конечно, опытный Иван III давно готовился к обороне. Так, в 1473 г. он завязал отношения с враждебным Ахмату Крымским ханством и весной 1480 г. с ханом Менгли-Гиреем заключил союзный договор против «вопчих недругов» – Ахмата и Казимира. Но все же, несмотря на этот союз, спасти Русь могла только своя сила…

Ордынцы появились на правом берегу Оки уже в июне 1480 г. В течение лета и в начале осени происходили стычки русских войск с монголо-татарами, которые пытались переправиться на левый, московский берег. Иван стоял в Коломне, но 30 сентября вернулся в Москву и застал столицу готовящейся к осаде. Появление великого князя в городе, вдали от войск, основные силы которых начали отходить к Боровску, горожане встретили с раздражением. Они кричали своему повелителю: «Когда ты, государь… над нами в кротости и в тихости княжишь, тогда разоряешь нас непомерно. А нынче сам, разгневив царя, выхода ему не платив, нас выдаешь царю и татарам!»

Великий князь, боясь мятежа в столице, уехал из Кремля и поселился за городом. А для гнева москвичей были основания: им стало известно, что Иван отправил свою семью и казну на Белоозеро. Подобная предусмотрительность, как знали москвичи из прошлого, обычно оборачивалась тем, что великий князь бросал столицу на произвол судьбы. Духовник Ивана III, ростовский епископ Вассиан, в своем послании к Ивану назвал его «бегуном», обвинил в трусости, призвал не слушать «партию мира», а смело идти путем Дмитрия Донского. Чтобы не произошло возмущения горожан, церковные иерархи уговорили остаться в столице мать великого князя, инокиню Марфу (Марию Ярославну).

После некоторых колебаний 3 октября Иван снова отправился к войскам на реку Угру. Епископ Вассиан писал Ивану, что освобождает его от ответственности за покушение на высшую, царскую власть: «Не как на царя пойдешь, но как на разбойника, хищника и богоборца».

Согласно легенде, конфликт с Ордой начался с того, что Иван грубо встретил послов Ахмата. Он растоптал басму (пластинку, служившую верительной грамотой) и приказал убить послов. Эта легенда недостоверна: Иван был опытным, осторожным правителем. Известно, что он долго колебался – вступить ли в смертельную битву с татарами или все-таки подчиниться Ахмату. Да и на реке Угре Иван не был уверен, нужно ли биться с татарами до конца или, плюнув на свою гордость, встать перед Ахматом на колени. Уж слишком казался велик риск потерять все в битве с грозным врагом. И все-таки решимость к сопротивлению в нем утвердили москвичи и Вассиан. Так случилось, что к этому времени настроение в Москве окончательно склонилось в сторону борьбы за независимости. Крепнущая мощь Московского государства, хронические распри в Орде возбуждали в русских людях уверенность в своих силах. Сознание могущества Руси явно приходило в очевидное несоответствие с ее статусом. Важную роль в решимости Ивана сыграла и его жена Софья Палеолог. Посол Герберштейн находил тогдашнее положение Ивана странным: «Как он не был могуществен, а все же вынужден был повиноваться татарам. Когда прибывали татарские послы, он выходил к ним за город навстречу и, стоя, выслушивал их сидящих. Его гречанка-супруга так негодовала на это, что повторяла ежедневно, что вышла замуж за раба татар…» С этим надлежало покончить…

Тем временем Ахмат решил обойти линию русской обороны западнее реки Оки, стать поближе к дорогам, по которым обещали подойти литовцы. Так, в начале октября 1480 г. основные силы ордынцев и русских сошлись на реке Угре, притоке Оки. Все попытки монголо-татар форсировать Угру русские войска отбили. Противники, опасаясь друг друга, ограничивались перестрелкой, причем тогда впервые в истории в полевых условиях действовала русская артиллерия.

Некоторые современные историки называют стояние на Угре сражением. В принципе, это стояние сыграло роль победной битвы, но все-таки генеральной битвы так и не произошло. Через парламентеров Иван просил хана уйти, обещая признать Московское государство «царевым улусом». Но Ахмат требовал, чтобы Иван прибыл к нему лично и «был у царева стремени». Иван же к хану не только сам не поехал, но и не послал сына, как требовал обычай заложничества – гарантии принятых обязательств. В ответ Ахмат грозил Ивану: «Даст Бог зиму на вас, и реки все станут, ино много будет дорог на Русь». Но сам он зимы опасался гораздо больше, чем великий князь. Простояв так до 11 ноября и не дождавшись прихода союзных войск литовцев (на которых очень кстати тогда напал союзник Ивана III, крымский хан МенглиТирей), Ахмат ушел в степи. Так закончилось победное, принесшее Руси независимость «стояние на реке Угре».

Хан Ахмат вскоре погиб. Рано утром 6 января 1481 г. в становище под Азовом в его белый шатер ворвался пришедший из-за Волги сибирский хан Ивак и зарезал Ахмата. В Орде началась борьба сыновей Ахмата, и Русь могла некоторое время отдохнуть от набегов ордынцев.

Присоединение Твери

Вскоре пришел черед формально еще независимой, но уже не опасной для Москвы Твери. С тверскими князьями у Ивана III завязались родственные отношения – его первой женой была Мария Борисовна, сестра князя Михаила Борисовича. Князь же Михаил не имел детей, и Иван полагал, что после смерти Михаила он (на правах зятя) легко унаследует его княжество. Но в 1485 г. Иван узнал, что Михаил женился на внучке короля Казимира IV и, в ожидании детей-наследников, не собирается передавать Тверь Ивану III. Вскоре московские войска осадили город. Тверские бояре перешли на сторону Ивана, а сам князь Михаил бежал в Литву, где и остался навсегда. На Тверской стол Иван III посадил сына, Ивана Молодого. Естественно, что отношения Руси с Литвой все это время оставались напряженными и даже враждебными. В 1492 г. умер давний неприятель Ивана, король Казимир IV. Великим князем Литовским стал его сын Александр, который неожиданно посватался за одну из дочерей Ивана III Елену. Иван на этот брак согласился, но отношения новых родственников так и не заладились – Иван и Александр ссорились, а в 1500 г. начали войну. Русские войска одержали победу на реке Ведрош и заняли ряд литовских земель. Но в 1501 г. Александра избрали в Польше королем и он смог привести на войну коронные войска. Тогда же против Руси выступил Ливонский орден, а с юга начались нападения ордынцев Ших-Ахмата. Словом, в 1503 г. Москве пришлось подписать мир с литовцами. Борьбу за возвращение Смоленска пришлось отложить на будущее…

Софья Палеолог

В 1467 г. умерла жена Ивана III Мария Тверитянка. Все считали, что ее отравили. В летописи сказано, что она погибла «от смертного зелья, потому, что тело у нее все распухло». Яд, как полагают, находился в подаренном кем-то великой княгине поясе. В феврале 1469 г. в Москву прибыл грек Юрий с грамотой из Рима от кардинала Виссариона. В грамоте говорилось, что в Риме живет дочь владетеля («деспота») Морейского Фомы Ветхословца (т. е. Палеолога) по имени Зоя (Софья). Она приходилась племянницей последнему византийскому императору Константину Палеологу, была православной христианкой и отвергала женихов-католиков – «не хочет в латынство идти». В 1460 г. Зоя оказалась в Риме, где получила хорошее воспитание. Рим предложил Ивану в невесты Софью, полагая тем самым вовлечь Москву в сферу своей политики.

После долгих размышлений Иван послал в Рим итальянца Ивана Фрязина «поглядеть царевну», а если она приглянется ему, то дать за великого князя согласие на брак. Фрязин так и сделал, тем более что царевна с радостью согласилась пойти за православного Ивана III. Для великого князя этот брак был необыкновенно важен и символичен – ведь в крови его сыновей от Зои потекла бы кровь самих цезарей! Наконец, после долгих переговоров, невеста со свитой отправилась на Русь. Под Псковом царскую невесту встречало духовенство. В Троицком соборе Пскова Зоя поразила сопровождавшего ее папского легата трогательной приверженностью православию – видно, воспоминания детства пересилили римскую выучку. В Москве же вступление посольства произвело неизгладимое впечатление на москвичей, с тех пор невзлюбивших «римлянку», – ведь во главе процессии двигался папский легат, одетый в красное, с огромным литым католическим крестом в руках. В великокняжеской семье задумались – как поступить? Наконец Иван III передал легату, чтоб он свой крест убрал с глаз долой. Легат Антоний немного поспорил, да и подчинился. Дальше все пошло по-нашему, «по старине». 12 ноября 1472 г. Софья по православному обряду венчалась с Иваном III.

Софья слыла женщиной образованной, волевой и, как говорят современники, довольно тучной, что в те времена отнюдь не считалось недостатком. С приездом Софьи московский двор приобрел черты византийского блеска, и это стало явной заслугой Софьи и ее окружения.

1485 – Начало строительства итальянцами соборов в Москве

Много сил Иван III отдавал строительству Москвы, точнее Кремля. Иван давно хотел перестроить основные кремлевские храмы, которые обветшали. Одну кремлевскую церковь пришлось разобрать, другая же, почти перестроенная русскими мастерами, к ужасу православных, внезапно рухнула ночью 20 мая 1474 г. так, что «все храмы потряслись, и даже земля заколебалась». Дело в том, что у русских мастеров не было практики возведения больших зданий. Тогда Иван III приказал искать мастеров за границей, в «Римских землях». Из Венеции пригласили инженера Аристотеля Фиораванти, которого «ради хитрости его художества» наняли за огромные тогда деньги – 10 рублей в месяц. Никто другой ехать в дальнюю страну не хотел. Аристотель приехал в 1475 г., осмотрел развалины собора, похвалил предшественников за гладкость стен, но пожурил, что «известь не клеевита, да камень нетверд». Он начал с полного разрушения остатков собора. «И чудно было видеть, – изумлялся летописец, – три года делали и меньше чем за неделю разрушили. Так что не успевали и камни выносить». И дальше началась стройка знаменитого шедевра, белокаменного Успенского собора – главного храма России. Потрясенный летописец передает свои восторженные ощущения при виде новостройки: церковь «чудна вельми величеством, и высотою, и светлостию, и звоностию, и пространством, таковой не бывало на Руси». Мастерство Фиораванти восхитило Ивана, и он приказал нанять в Италии еще мастеров. С 1485 г. приехавшие в Москву Антон и Марк Фрязин, Пьетро Антонио Солари и Алевизио Новый начали строить (вместо обветшавших со времен Дмитрия Донского) новые, стоящие и поныне стены Московского Кремля с 18 башнями. Итальянцы строили стены долго – больше 10 лет, но зато теперь ясно, что они строили на века. Необыкновенной красотой отличалась сложенная из граненых белокаменных блоков Грановитая палата для приема иностранных посольств. Ее создавали Марк Фрязин и Пьетро Антонио Солари. Алевизио Новый возвел рядом с Успенским собором Архангельский собор – усыпальницу русских князей и царей. Соборную площадь – место торжественных церемоний – завершила колокольня Ивана Великого и построенный псковскими мастерами Благовещенский собор – домовая церковь Ивана III.

Иван III как первый самодержец

Могущество Ивана III было не сопоставимо с властью его предшественников на Московском столе. Иван был уже «самодержец», т. е. он не получал власть из рук хана-царя. В договоре с Новгородом его называют «государь», т. е. повелитель, единственный господин. После занятия Твери Иван именует себя хотя и великим князем, но все-таки «государем всея Руси», а гербом ее становится двуглавый византийский орел. При дворе воцаряется пышный византийский церемониал. На голове Ивана III появляется «шапка Мономаха», он сидит на троне, держа в руках символы власти – скипетр и «державу» – яблоко, шар. Так Московская Русь Ивана перенимает имперские традиции Византии. А Москва из скромного княжеского города превращается в «Третий Рим» с новым Кремлем и великолепными соборами.

При Иване утверждается главный символ самодержавной России – герб с двуглавым орлом. Это изображение известно с 1497 г. С давних пор появление двуглавого орла связывалось с приездом в Россию Софьи Палеолог, якобы принесшей с собой символы Византии. Однако некоторые ученые оспаривают это мнение, полагая, что двуглавый орел – один из символов Древнего Востока. Он известен по печатям властителей Халдеи VI в. до н. э., его можно увидеть и на монетах Золотой Орды середины XIV в. Известно, что крестоносцы принесли его в XII в. в Европу. Он стал гербом германских императоров, королей, архиепископов и вольных городов. Этот символ можно было увидеть и на знаменах папы. В Византии он привился как отличительный знак императора, хотя как герб никогда не использовался. Зато именно как герб он оказался популярен в Сербии, Болгарии и Черногории и – что особенно важно – в Морее, откуда вышла Софья Палеолог. Отец же Софьи, Фома Палеолог, как раз и являлся властителем этого последнего обломка Византийской империи. Словом, так и неясно, откуда прилетела к нам эта дивная птица: от южных славян, из Золотой Орды или Мореи, а может быть, из Священной Римской империи германской нации. Важно, что при Иване III орел не занимал главенствующего положения в символике – его изображали не на лицевой, а на оборотной стороне печати. На лицевой же виден всадник, поражающий дракона, – московский герб. Соединение в одном геральдическом пространстве изображения орла и изображения всадника и дало нам герб России.

При Иване III сложилась новая система управления. Наряду с уделами, в которых сидели фактически бесправные местные князья или братья и дети великого князя, землями стали управлять наместники – московские бояре. За ними следили из Москвы и часто их меняли. Впервые при Иване III в документах упоминается и Боярская дума – совет удельных князей и бояр, где разгорались порой жаркие споры. При Иване III начала развиваться поместная система. Княжеские служилые люди стали получать населенные крестьянами владения – поместья. Их давали человеку только на срок службы. Поместная система для великого князя превратилась в мощный рычаг подчинения других русских земель, где вводилась система поместий. Их получали только верные великому князю люди.

Создание единого государства требовало также единого общерусского свода законов. Так возник Судебник 1497 г., который регулировал судопроизводство, размеры кормлений («корм» – содержание наместников и других чиновников на местах). Судебник узаконил традицию ухода крестьян от помещиков в течение недели до и недели после Юрьева дня (26 ноября ст. ст.) после уплаты ими «пожилого» – своеобразного выкупа за прожитые на земле владельца годы в размере 1 рубля (стоимость около 200 пудов ржи или 14 пудов меда). С этого момента можно говорить о начале движения Руси к крепостному праву.

Иван III и церковники

При Иване III обострились разногласия в церковной среде. С детских лет великий князь любил своего духовника митрополита Филиппа и часто советовался с ним. Об их отношениях так повествует летописец: весной 1473 г. в Москве начался пожар, уничтоживший митрополичий двор. Филипп в церкви «начал молебны петь со многими слезами у гроба чудотворца Петра. В то время пришел сюда же и сам великий князь и стал говорить: „Отче, господине, не скорби, на то воля Божья. А что двор погорел твой, то я тебе сколько захочешь домов дам, или если какое добро сгорело, то все у меня возьми“, – думая, что из-за этого он плачет. Он же от многого плача начал телом изнемогать, начала отниматься у него рука, а затем и нога». 5 апреля 1474 г. Филипп умер. На долю его преемника Геронтия достались беды пострашнее пожара. По-видимому, Геронтий вел себя во всех этих передрягах не так, как хотел Иван. В 1479 г. великий князь разгневался на митрополита за то, что «не по ходу солнца ходил митрополит с крестами вокруг церкви».

Начался жаркий спор, часть духовенства была на стороне великого князя, но большинство – на стороне Геронтия. Обиженный митрополит в 1481 г. оставил кафедру и уехал в Симонов монастырь. Ивану пришлось идти на поклон к Геронтию и просить у него прощения. Но позже, когда Геронтий вновь из-за несогласия с Иваном оставил посох и уединился в монастыре, великий князь не только не пошел к нему, но даже стал насильно удерживать святителя в его добровольном заточении – пусть, мол, тот узнает, чья власть выше!

В побежденном Новгороде при Иване III возникла ересь стригольников, знатоков книжности. Они критиковали официальную церковь за неправедную жизнь духовенства, отрицали церковную иерархию и некоторые догматы веры. Все это происходило на фоне ожидания конца света в 7000 г. от сотворения мира (1492). С еретиками московские власти расправились сурово – их вождей утопили в Волхове. Но некоторые идеи еретиков, требовавших от церкви праведной, бессребреной жизни, все же нравились Ивану III, имевшему собственные виды на богатство церкви. Известно, что, захватив Новгород, Иван III конфисковал земли местных монастырей. Это же он решил повторить в других частях государства.

В своих расчетах Иван опирался на выгодную казне идеологию «нестяжателей», сплотившихся вокруг иеросхимонаха Нила Сорского. Этот старец Кирилло-Белозерского монастыря считал, что монахи должны жить бедно, не стяжать, ибо главное для них – это смирение, самоуглубление, уединенное общение с Богом. При этом нестяжатели приходили к опасной идее о верховенстве духовной власти над земной, что, конечно, Ивану не нравилось.

Нилу возражали «иосифляне» – сторонники игумена Иосифо-Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого (1439-1515). Он тоже проповедовал идеи личной бедности монахов, в его монастыре принципы достойного и скудного общинножительства монахов не оставались только словами. Но при этом Иосиф полагал, что сам монастырь должен богатеть – иначе он не сможет помогать людям, оказывать милосердие больным и бедным.

В конце концов Иван III так и не решился на секуляризацию церковных земель. Более того, в 1504 г. некоторые сторонники нестяжателей были объявлены еретиками, а Иосиф ради сохранения богатства монастырей пошел на полное подчинение великому князю.

1505 – Смерть Ивана III

Женитьба Ивана III на Софье Палеолог и рождение у них княжича Василия привели к обострению отношений в большой семье Ивана. Наследником престола тогда считался старший сын великого князя Иван Молодой, женатый на дочери господаря Молдавии Елене Стефановне Волошанке. Но в 1490 г. Иван Молодой неожиданно умер. Люди говорили, что его извела новая супруга Ивана, Софья Палеолог, которая ненавидела пасынка и его жену, а все хлопотала о будущем своего сына Василия. Но тут ее постигла неудача. Иван III после смерти Ивана Молодого наследником объявил не Василия, а своего внука Дмитрия, сына Ивана Молодого. Софья Палеолог оказалась даже в опале, а ее сторонников Иван III приказал жестоко казнить. Иван III не ограничился объявлением 15-летнего Дмитрия своим наследником, а сделал его своим соправителем (так некогда поступил Василий II Темный с ним самим). Юношу венчали на царство по византийскому обряду шапкой Мономаха, которую ему возложил на голову сам Иван III. После этой церемонии Дмитрий становился полноправным соправителем деда.

Но не все обошлось гладко. Видные бояре выступили против замыслов Ивана III править вместе с внуком, начались казни недовольных. Однако вскоре самовластный Иван III – по каким-то неведомым ныне причинам – передумал. Он простил Софью, «нелюбовь ей отдал, – писал вежливо летописец, – и начал с ней жить по-прежнему». Венчанный же великий князь Дмитрий и его мать Елена оказались в опале, их посадили в тюрьму. Там Елену убили. Но еще более странно, что убийство это произошло уже после смерти Софьи. Обе княгини, ненавидевшие друг друга при жизни, были похоронены рядом в кремлевской церкви Вознесения. В 1509 г., уже при Василии III, «в нуже и в турьме» умер и Дмитрий.

К концу жизни Иван III стал нетерпим к окружающим, непредсказуем, неоправданно жесток, он без разбору казнил своих друзей и врагов. Как писал германский посланник Герберштейн, Ивана III особенно боялись женщины: одним только взглядом он мог повергнуть женщину в беспамятство. «Во время обедов он по большей части предавался такому пьянству, что его одолевал сон, причем все приглашенные меж тем сидели, пораженные страхом, и молчали. По пробуждении он обыкновенно протирал глаза и тогда только начинал шутить и проявлять веселость по отношению к гостям». Его изменчивая воля давно стала законом. Когда посланник крымского хана спросил его, зачем Иван сверг дотоле любимого внука Дмитрия, Иван отвечал как настоящий самодержец: «Разве не волен я, князь великий, в своих детях и в своем княжении? Кому хочу, тому дам княжение!» В год смерти великой княгини Софьи (1503) Иван III тяжко заболел. Он ослеп на один глаз, перестал владеть рукой – верный признак обширного поражения головного мозга. 27 октября 1505 г. грозный великий князь скончался. По его завещанию власть перешла к его 26-летнему сыну Василию III.

Правление Василия III

Василий III Иванович вступил на престол в 1505 г. Еще за 10 лет до этого Иван III, отправляясь на войну, «приказал Москву» 16-летнему сыну Василию, которого приучал к делам. Когда же Иван III умер, Василий III стал истинным наследником отца – таким же, в сущности, неограниченным и деспотичным властителем. По словам Герберштейна, «всех одинаково гнетет он жестоким рабством». В целом правление Василия III прошло вполне благополучно: он воевал успешно, а свержение ордынского ига способствовало внутреннему развитию страны. В отличие от отца Василий был живым, подвижным человеком, много путешествовал, очень любил охоту в подмосковных лесах. Он отличался набожностью, поэтому поездки на богомолье по окрестным монастырям составляли важную часть его жизни. Титул Василия звучал пышно: «Великий государь Василий, Божиею милостию государь всея Руси и великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверской…» и т. д. При нем появляются уничижительные формы обращения дворян к государю: «Холоп твой, Ивашка, челом бьет…» Подобные выражения подчеркивали систему самодержавной власти, при которой господином был один человек, а все остальные – холопами, рабами.

При Василии III территориальный рост России продолжился. Василий довершил дело отца и присоединил Псков. Проявленное псковичами смирение перед Василием мало им помогло. Когда Василий приехал в город, то его ближние люди публично, в присутствии псковичей, поздравляли государя со взятием Пскова, как будто речь шла о вражеском городе. Да он и вел себя в Пскове как азиатский завоеватель. Автор «Повести о псковском взятии» с горечью восклицает: «О славнейший среди городов – великий Псков! О чем сетуешь, о чем плачешь? И отвечал град Псков: „Как мне не сетовать, как мне не плакать! Налетел на меня многокрылый орел, лапы полны когтей, и вырвал из меня кедры ливанские (с древности это символы власти, суверенитета. – Е. А.)“». Действительно, республиканский строй, все прежние вольности (в том числе и право чеканить свою монету) были ликвидированы. Начались массовые аресты псковичей, конфискации их земель и имущества, а потом выселение ссыльных в пустынные места Московии. Одним словом, начался очередной «перебор людишек». Псковичам только и оставалось, что «плакати по своей старине и по своей воли».

Рязань долго оставалась последним удельным княжеством, не вошедшим в состав Московской Руси. Она и раньше уже не представляла опасности для Москвы, и ее властители послушно исполняли волю великого князя. Его влияние особенно усилилось там после смерти знаменитого князя Олега Рязанского, который накануне женил своего сына Федора на дочери Дмитрия Донского, Софье. Их потомки были во всем покорны Москве, пока в 1520 г. князь Иван Рязанский не пожелал жениться на дочери крымского хана. Этот выбор Москва не одобрила. Несостоявшемуся зятю хана пришлось бежать в Литву. Это и стало концом независимости Рязанского княжества. Оно, как удел, вошло в Московское государство.

С начала XVI в. усилившееся Великое Московское княжество стали замечать в Европе. Дважды (в 1517 и 1526 гг.) в Москву приезжало посольство от германского (австрийского) императора Максимилиана I, искавшего союзников против Османской империи. Его возглавлял барон Сигизмунд Герберштейн. Посол не раз виделся с Василием III, и тот наградил его роскошной парчовой шубой «с царского плеча». Возможно, эта щедрость объясняется тем, что в грамотах Максимилиана I Василий III впервые назван «цесарем» – царем.

После присоединения Пскова на имя Василия III пришло послание старца псковского Елизариева монастыря Филофея. Он доказывал, что с самого начала центром мира был «Великий (или Старый) Рим», но он утратил святость после победы там католицизма. Ему на смену пришел «Новый Рим» – Константинополь, который, в свою очередь, также пал за грехи под натиском «неверных агарян». Третьим Римом, принявшим всю православную святость, стала Москва. Далее следовал вывод: «Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не бывать».

Впоследствии идеи, высказанные Филофеем, стали основой идеологической доктрины имперской России. Так русские великие князья и цари оказались вписаны в единый ряд властителей мировых центров. Это отражено на знаменитой иконе середины XVI в. «Церковь воинствующая», где в окружении святого воинства следом за основателем «Нового Рима» Константином Великим едут русские великие князья.

Максим Грек и его круг

В правление Василия III власть государя над церковью стала неограниченной. В 1511 г. по воле Василия III, а не в результате избрания собором епископов (как полагалось раньше), митрополитом стал Варлаам. Позднее также по воле великого князя получил митрополичий посох его преемник Даниил. В 1518 г. по приглашению Василия III для исправления старых, много раз переписанных ранее церковных книг, а также для новых переводов священных книг из Греции (с Афона) приехал монах Максим, вошедший в историю под прозвищем Грек. Вокруг него сложился круг единомышленников, критиковавших порядки, установившиеся в Русской Православной церкви. В кружок Грека входил и глава нестяжателей Вассиан Патрикеев, требовавший раздачи накопленных церковью богатств. Поначалу членам кружка покровительствовал сам Василий III, но потом праведный пыл Максима и его друзей стал вызывать раздражение государя, особенно когда стало ясно, что Грек хочет вернуть Москву в лоно греческой церкви. Тогда Василий «положил опалу» на Максима Грека и его сторонников. В 1525 г. Грека судили и изгнали из Москвы. Позже ортодоксы расправились и с Вассианом Патрикеевым.

1514 – Взятие Смоленска

Отношения Руси с Речью Посполитой при Василии III оставались такими же напряженными, как и при его отце. Когда в августе 1506 г. король Александр умер, Василий III потребовал, чтобы литовцы выбрали его своим государем. Но королем стал брат покойного, Сигизмунд I, который вскоре начал войну с Московией. Война эта закончилась «вечным миром», который, правда, продолжался всего 4 года. Новая война, точнее трехкратная осада Смоленска, принесла Василию III успех: летом 1514 г. город пал. Под Смоленском отличились русские пушкари артиллериста Стефана, причем в осаду 1514 г. у стен города установили 2 тыс. московских пушек и пищалей (малых пушек). По воспоминаниям очевидца, «от пушечного и пищального грохота и людских криков и воплей, а также от встречной стрельбы… колебалась земля и люди друг друга не видели и не слышали, и казалось, что весь город поднимается в пламени и клубах дыма». В итоге смоленский гарнизон сдался, и 1 августа 1514 г. Василий III торжественно въехал в город. С населением поступили милостиво. Все служилые люди короля могли свободно выехать в Польшу или остаться в новой «отчине» великого московского князя. Те из знати, кто остался в Смоленске, получили награды и почетную одежду с царского плеча.

Однако вскоре русские войска потерпели страшное поражение от поляков под Оршей, и теперь сами оказались осажденными в Смоленске. В момент осады комендант и наместник Смоленска, князь В. В. Шуйский, раскрыл заговор шляхты, для которой московская рука оказалась чересчур тяжела. Изменников повесили на стенах крепости в тех самых шубах с царского плеча, которыми их совсем недавно наградил великий князь. После снятия осады смолян постигла судьба псковичей – их выселили из города. По мирному договору 1522 г. Смоленск отошел к Руси.

Памятником присоединения Смоленска к России стал Богородице-Смоленский Новодевичий монастырь, который основали в Лужниках в 1525 г. по воле великого князя Василия III. Монастырь посвящался иконе Смоленской Божией Матери. По одной версии, монастырь назван в честь своей первой настоятельницы, известной своей праведностью суздальской старицы Олены Девочкиной. По другой (менее достоверной) версии, на находившемся неподалеку от монастыря Девичьем поле монголо-татары отбирали из взятого полона для хана и мурз самых красивых русских девиц. Возле этого монастыря русские цари весь XVII в. в особом шатровом городке торжественно отмечали церковный праздник иконы Смоленской Богоматери. В Новодевичьем монастыре постриглись в монахини многие известные женщины России: царица Ирина (Годунова), царевна Софья Алексеевна (она тут и умерла в 1704 г.), отвергнутая жена Петра I Евдокия Лопухина (ум. в 1731 г.). Монастырь принимал на воспитание подкидышей – незаконнорожденных детей. Знаменито также и кладбище Новодевичьего монастыря – последний приют многих великих людей России. После революции 1917 г. это кладбище за высокой стеной стало вторым (после кладбища у Кремлевской стены) по значению пантеоном СССР, лежать на котором после смерти было сокровенной мечтой многих партийных функционеров, чиновников, генералов и их родственников.

Василий III, Соломония и Елена Глинская

В 1525 г. в семье Василия III произошли события, серьезно повлиявшие на ход русской истории. В этот год Василий III развелся со своей женой Соломонией, с которой до этого прожил 20 лет и которую в 1505 г. выбрал сам из 1500 девиц, свезенных со всего государства на смотрины в Москву. Долгое время они жили счастливо, но детей у них не было, и это отравляло их жизнь. Бездетность и стала поводом для развода и пострижения Соломонии. При этом великую княгиню обвинили в чародействе: она натиралась какими-то снадобьями, «чтобы ее князь великий любил, да чтобы дети были». Соломония не хотела в монастырь. На ее стороне была церковь, традиции, да и братья Василия, которые надеялись унаследовать трон бездетного великого князя. Однако Василий III оказался неумолим. Когда осенью 1525 г. Соломонию постригали, она в гневе билась, кричала, бросала на землю и топтала ногами монашеский куколь. И тогда ближайший боярин Василия III Иван Шигоня-Поджогин ударил езжалой плетью великую княгиню. Новопостриженную старицу Софью отвезли в суздальский Покровский монастырь. Там она умерла в 1542 г. и была похоронена в гробнице под полом Покровского собора. Имя монахини, окруженное легендами, прославило монастырь, сделало его богатым. Здесь постригались, а потом были похоронены многие знатные женщины из московских боярских и княжеских семей. В 1650 г. Соломония была канонизирована, а ее гробница стала «источать чудеса».

В то же время Покровский монастырь издавна служил местом заточения бывших цариц. В 1610 г. сюда привезли постриженную в монахини жену царя Василия Шуйского Марию Петровну (старицу Елену), а в 1698 г. здесь появилась новая монахиня – старица Елена – бывшая царица Евдокия Федоровна, прожившая в монастыре 20 лет.

Через какое-то время после пострижения Соломонии стали распространяться слухи, что старица София родила в монастыре сына от Василия III, названного ею Георгием. Василий срочно нарядил в Суздаль следствие, а Соломония, чтобы спасти ребенка, якобы отдав его кому-то на воспитание за пределы монастыря, распространила слух о смерти новорожденного и даже инсценировала погребение младенца… Неожиданно, уже в наши времена, легенда о Георгии получила продолжение. В 1934 г., во время повсеместного осквернения большевиками церковных святынь, под полом собора, возле гробницы Соломонии вскрыли маленькое белокаменное надгробие XVI в. Внутри стояла выдолбленная колода – гробик, в котором лежал истлевший сверток тряпья, без всяких признаков детского костяка. Иначе говоря, это был муляж, кукла… Следовательно, легенда имела под собой основание.

Соломонию заточили в Суздале, а 47-летний Василий тем временем наслаждался жизнью с молодой женой, 17-летней Еленой (Олёной) Васильевной, племянницей князя Михаила Глинского – перебежчика из Литвы. Брак этот многие считали незаконным, «не по старине». Но он преобразил великого князя. К ужасу подданных, Василий «попал под каблук» молодой Олёны: стал одеваться в модную литовскую одежду и обрил бороду.

1521 – Набег монголо-татар

К началу XVI в. москвичи уже забыли ужасы татарских набегов. Москва умела договариваться с татарами. Давно уже наладились отношения с крымским ханом, которому возили богатые дары – «поминки», воспринимавшиеся крымцами как старинный «выход», дань. В Казанском же ханстве тоже было тихо – там сидели ставленники Москвы, пока внезапно власть в Казани не захватил хан из рода крымских Гиреев. И разом все переменилось. От прежней русско-крымской дружбы не осталось и следа! Летом 1521 г. крымский хан Мухаммед-Гирей в союзе с казанским родственником пошел «изгоном» на Москву. Разбив русские войска на реке Оке, татары оказались в 15 верстах от стен столицы. Великий князь оставил Москву. Паника охватила ее жителей. Несметные толпы москвичей, давя в воротах слабых и немощных, укрылись в Кремле. Как писал современник, «от множества народа в крепости стояло такое зловонье, что, пробудь враг под городом три или четыре дня, осажденные погибли бы от заразы, поскольку в такой тесносте каждый должен был отдать дань природе там же, где стоял».

Хан потребовал от Василия III грамоту, в которой тот признавал бы себя вечным рабом хана, таким, какими считались его предки, и обещал платить большой «выход». Василий подчинился воле хана и скрепил своей печатью позорную для суверенного правителя грамоту. С огромным «полоном» татары ушли на юг, к осажденной ими Рязани. Как писал Герберштейн, часть пленников продали на рабских рынках, а «стариков и немощных, за которых невозможно выручить деньги, (отдавали)… молодежи, как зайцев щенкам, для первых военных опытов». Новгородская летопись дополняет это свидетельство страшными подробностями: в плен вели множество знатных боярынь и боярских дочерей и «около полутораста грудных детей отняли у них и бросили в лесу, где они неделю прожили без еды, и лишь после ухода татар детей собрали и свезли в Москву к великому князю». Татары осадили Рязань, но город выдержал осаду. Особенно отличился комендант крепости, воевода князь И. В. Хабар, который оказался не только отважным, но и ловким. Каким-то неведомым способом он сумел заполучить в свои руки упомянутую грамоту Василия III хану и уничтожить ее. Обрадованный Василий сделал Хабара боярином.

Рождение Ивана Грозного и смерть Василия III

Василий с нежностью относился к молодой жене, писал ей ласковые письма: «…Да послал еси к тебе в сей грамоте запись свою руку: и ты бы ту запись прочла, да держала ее у себя». Детей у молодоженов долго не было. Лишь 25 августа 1530 г. в 7-м часу вечера Елена родила сына, которого назвали Иваном и крестили в Троице-Сергиевом монастыре. «И была, – писал летописец, – в городе Москве великая радость…» Если бы москвичи заглянули в будущее, то они содрогнулись бы – ведь в тот день родился Иван Грозный! На радостях по поводу рождения первенца, а затем и второго сына – Юрия, Василий III основал церковь Вознесения в Коломенском. Эта церковь, поставленная на живописном изгибе берега Москвы-реки, красива, легка и изящна. Даже не верится, что она возведена в честь рождения величайшего тирана в русской истории – столько в ней радости, стремления вверх, к небу. Это истинно застывшая в камне величественная мелодия, прекрасная и возвышенная.

Василий радовался рождению наследника. Сохранились его письма к жене, в которых он с беспокойством спрашивал о здоровье Ивана, у которого образовался нарыв на шее: «Ты мне прежде об этом зачем не писала? И ты б ко мне теперь отписала, как Ивана сына Бог милует, и что у него такое на шее явилось, и бывает ли это у детей малых? Если бывает, то отчего бывает, с роду ли или от иного чего? О всем бы об этом ты с боярынями поговорила и их выспросила, да ко мне отписала подлинно… обо всем отпиши… Да о кушанье сына Ивана вперед ко мне отписывай, что Иван сын покушает, чтоб мне было ведомо».

Но судьба не позволила Василию увидеть сына взрослым, а уготовила тяжкую смерть. Поздней осенью 1533 г. на охоте под Волоколамском он заболел. Неприметная поначалу ранка на его ноге вдруг разрослась в страшную, гниющую рану, из которой тазами выкачивали гной. По-видимому, у князя был периостит – острое воспаление надкостницы. Лечение оказалось неудачным, вскоре началось общее заражение крови. Василий не падал духом, крепился, занимался делами. Узнав о болезни великого князя, приехал из Дмитрова брат князя, Андрей, но Василий, боясь за будущее сына, отослал его назад в Дмитров, где тот жил в своем уделе. Василий так спешил домой, что приказал, не дожидаясь ледостава, построить мост через Москву-реку, чтобы попасть в Кремль. С трудом он переправился через реку и был тайно внесен во дворец.

23 ноября Василий III составил духовную грамоту в пользу 3-летнего Ивана Васильевича, причастился и просил постричь его в монахи. В ночь с 3 на 4 декабря 1533 г. великий князь скончался. По словам летописца, «стоял близ него Шигона (Поджогин, тот самый, который ударил Соломонию. – Е. А.) и видел… что когда положили Евангелие на грудь, отошел дух его словно дымок малый. Люди же все тогда плакали и рыдали». Престол он передал 3-летнему Ивану, а боярам во главе с дядей Елены Михаилом Глинским умирающий поручил опекать юного царя и его мать.

Правительница Елена Глинская

Сразу же после смерти Василия III среди бояр началась отчаянная борьба за власть. Опале были подвергнуты братья Василия III, Юрий и Андрей Ивановичи – бояре им не доверяли, хотя сразу после смерти Василия III они целовали крест и клялись «государства им под великим князем Иваном не искать». Князя Юрия схватили первым, посадили в башню, где он и умер «страдальческою смертью» от голода летом 1536 г. Первенство в Думе перешло к фавориту великой княгини Елены конюшему И. Ф. Овчине-Оболенскому. Между ним и старшим регентом Михаилом Глинским произошла ссора. Герберштейн писал, что Глинского возмутило поведение племянницы, которая «стала позорить царское ложе» с Овчиной. Елена встала на сторону своего любовника, но в августе 1534 г. он был схвачен и заточен в тюрьму по обвинению в отравлении Василия III. Там он и умер в 1536 г. С этого момента Елена узурпировала власть, став регентшей при Иване IV. Сразу же она проявила себя как властная и честолюбивая правительница и постаралась избавиться от другого брата Василия III – Андрея Старицкого. Еще раньше он отказался целовать крест на верность Ивану IV и не поехал в Москву на поклон правительнице. В 1537 г., поняв грозившую ему опасность, удельный князь бежал в Новгород. За ним было выслано войско во главе с Овчиной, который обманом выманил князя Андрея в Москву, где его схватили и посадили в темницу «на смерть», – он умер от голода в глухом тесном железном колпаке, надетом ему на голову палачами. По всей Новгородской дороге стояли виселицы, на которых висели слуги Старицкого.

При Елене были завершены некоторые начинания ее мужа. Инициатива их исходила от старых советников – бояр Василия III, продолжавших заседать в Думе. Вокруг московского посада построили Китайгородскую стену, сплетенную из ивовых веток («кита») и заполненную землей – отсюда название «Китай-город». Впервые в стране ввели и единую систему мер и весов. Но важнее всего оказалась денежная реформа – учреждение на всей территории Московской Руси единой монетной системы. Дело в том, что с ростом торговли наличных денег в обороте недоставало, в ходу была разновесная серебряная монета, появилось много фальшивомонетчиков. И хотя с ними боролись сурово (заливали им горло металлом из расплавленных фальшивых монет), в денежном хозяйстве требовалось навести порядок. И тогда было решено перечеканить всю наличную монету, взяв за образец новгородскую серебряную деньгу («новгородку»), получившую название «копейка», – на ней был изображен всадник с копьем. Чуть позже, в 1539 г., началась важная губная реформа – в управлении и судах на местах (в губах) судебную власть получили выбираемые миром из местных дворян губные старосты – своеобразные окружные судьи.

Сама правительница Елена умерла в 1538 г., оставив сына и страну в трудном положении – непрерывные набеги татар, распри бояр за власть и влияние. В начале нашего века скелет Елены Глинской, извлеченный из кремлевского склепа, был исследован криминалистами. Оказалось, что эта высокая по тем временам (165 см), рыжеволосая, молодая (примерно 25-27 лет) женщина была отравлена. При нормальном содержании ртути в тканях человека 0,05 мкг на грамм в останках Глинской обнаружено 55 мкг ртути на грамм ткани, т. е. в 1000 раз больше нормы. Фоновый уровень был превышен и по многим другим вредным для человека элементам: по свинцу (в 28 раз!), по мышьяку (в 8 раз) и по селену (в 9 раз).

Сын Дмитрия Донского и Евдокии суздальской, великий князь московский 1389–1425

Василий в княжение Дмитрия Донского

После нашествия Тохтамыша (1382) московскому князю вновь пришлось признавать себя данником Орды . К этому побуждала и измена общерусскому делу больших соседних княжений, Рязанского, Суздальско-Нижегородского и Тверского. Сразу после похода Тохтамыша на поклон в Орду отправились сын Дмитрия Константиновича суздальско-нижегородского Семен, Борис Городецкий и Михаил Тверской. Тверской князь при этом возобновил просьбы о том, чтобы татары передали ему ярлык на великое княжение, отняв его у Москвы. Чтобы помешать его домогательствам, Дмитрий Донской отправил в Орду (1383) своего старшего сына Василия, который этим и принял первое видное участие в политике. Хан оставил за московским князем великий Владимирский стол; однако, 12-летнего Василия Дмитриевича удержал при себе, требуя за него 8000 рублей окупа.

Разорённой Тохтамышем Москве пришлось заплатить татарам большую дань – хан, вероятно, потребовал платежа и за предыдущие годы. На это собиралось со всякой деревни по полтине. Молодой Василий Дмитриевич удерживался в Орде два года, но потом ему удалось убежать оттуда на юго-запад Руси, в Подолию. Из Подолии Василий ушел в Валахию, а потом в Германию. В Луцке он познакомился со знаменитым впоследствии Витовтом , который, однако, не был ещё тогда князем всей Литвы, а владел лишь Гродненским уделом, проводя время в постоянной борьбе с убийцей своего отца, Ягайло. Витовт помолвил за Василия свою дочь Софью. В странствиях Василий провел около двух лет. Не видно, чтобы его бегство из Орды навлекло на Москву какое-либо наказание от хана. В последние годы своего княжения Дмитрий Иванович снова стал держаться независимо от татар и, кажется, ограничивался лишь легкой данью им. Несмотря на разорение Москвы Тохтамышем в 1382 (совершившееся больше благодаря неожиданности), Куликовская победа далеко не прошла бесследно для отношений Руси и Орды.

Начало княжения Василия I (1389)

В 1389 умер в возрасте 39 лет Дмитрий Донской, и московским князем стал 17-летний Василий I. В самом начале княжения Василия I у него вышла какая-то размолвка с двоюродным дядей Владимиром Андреевичем Храбрым, героем Куликовской битвы . Последний покинул Москву и со своими боярами уехал к себе в Серпухов, а оттуда в Торжок. Но вскоре согласие было восстановлено и скреплено договором, по которому дядя вновь признал себя подручником великого князя, а Василий I придал к уделу Владимира Волок и Ржеву (которые потом переменил на Городец, Углич и др.). Затем Василий вступил в брак с Софией, дочерью Витовта, помолвленной за него уже несколько лет назад. Была ли эта помолвка неприятна Дмитрию Донскому или по какой другой причине, только брак состоялся уже после его смерти. Бояре великокняжеские ездили за невестою в столицу Прусского Ордена Мариенбург. В Москве венчание Василия I и Софьи было совершено митрополитом Киприаном (1390), который после кончины Дмитрия и своего соперника Пимена, умершего в Константинополе, воротился на северную митрополию. Родственные связи московских князей с литовским домом Гедимина заключались и раньше, но доселе не влекли важных последствий. Брак Василия I с Софьей сначала тоже не предвещал ничего особого. Отец Софии находился тогда в удалении от отечества, продолжая борьбу с двоюродным братом, Ягайлом. Едва ли кто предполагал, что не Ягайло, а именно Витовт вскоре сделается великим князем Литовским и окажется опасным соседом для Москвы.

Присоединение Нижнего Новгорода к Москве (1392)

Василий почти сразу же сделал важный шаг на пути собирания Северо-Восточной Руси, присоединив к Москве большой и богатый Нижний Новгород. Суздальско-нижегородский князь, тесть Дмитрия Донского и отец матери Василия I Дмитрий Константинович умер в 1383, омрачив конец своей жизни раболепием перед разорившими Москву татарами. Сыновья и брат Дмитрия Константиновича подняли в Орде распрю о Нижегородском столе. Тохтамыш решил спор в пользу брата Дмитрия, Бориса Константиновича. В 1391 году в Орду к Тохтамышу поехал Василий I. Он не только был утвержден ханом в достоинстве великого князя, но и хлопотал о ярлыке на княжение Нижегородское на правах внука Дмитрия Константиновича по матери. Тохтамыш не сразу согласился на ходатайство Василия I. Но московский князь, по выражению летописи, умздил царских советников, чтобы те просили за него хана. Тохтамыш уступил, и выдал Василию I ярлык на Нижний Новгород, Городец, Муром, Мещеру и Тарусу.

Впрочем, передача этих городов Москве совершилась не только «по мзде», но и по более важным причинам. Князь Борис, севший по воле Тохтамыша в Нижнем Новгороде, был в 1387 изгнан оттуда своими племянниками – сыновьями Дмитрия Константиновича, Василием Кирдяпой и Семёном. Именно эти два шурина Дмитрия Донского в 1382 убедили москвичей добровольно открыть Кремль татарам Тохтамыша. Кирдяпа и Семён лживо обещали тогда, что жителям Москвы не будет сделано никакого зла, но татары, вступив в город, перебили там более 20 тысяч человек. Уезжая в 1387 из Нижнего, Борис пророчил племянникам, что они будут плакать от врагов своих. После долгой тяжбы в Орде Борис вновь добился у хана (1392) ярлыка на Нижний, а племянникам отдал Суздаль. Однако сразу вслед за этим в Орду явился Василий I московский, который убеждал Тохтамыша, что княжеские смуты в Нижнем не прекратятся и что положить им конец может только передача города под власть сильной Москвы. Не одни деньги Василия I, но и забота о поддержании порядка в вассальном «русском улусе» побудили хана согласиться на это ходатайство. Василий I, как внук Дмитрия Константиновича по матери, ещё и имел на Нижний Новгород немалые наследственные права.

При возвращении в Русь великого князя сопровождал царский посол с татарским отрядом: он должен был ввести Василия I в новые владения. Но русские князья в то время уже не настолько зависели от ханов, чтобы по простому приказу покорно уступать свои наследственные уделы. Привести в исполнение новый ханский ярлык о передаче Нижнего Москве предоставлялось самому Василию I. Он заранее принял меры к этому: московский князь уже приготовил в Нижнем Новгороде сильную боярскую партию в свою пользу. Нижегородским боярам надоели распри между Борисом и его племянниками, а Василий добавочно действовал на бояр обещаниями денег и милостей. Будучи внуком Дмитрия Константиновича, Василий I в глазах нижегородцев имел значение не столько захватчика, сколько близкого родственника их княжеского дома. Обособление Нижнего Новгорода от великого княжения Владимирского еще не успело пустить глубоких корней в народе; еще свежа была память об Александре Невском, родоначальнике князей московских и нижегородских. Значительная часть дружинно-боярского сословия предпочитала служить более сильному московскому князю; а население надеялось под защитой Василия I получить более спокойствия со стороны соседних татар, мордвы и непрестанных распрей собственных князей.

Василий I поехал в Москву, а в Нижний отправил ханского посла со своими боярами. Услыхав о том, Борис Константинович собрал своих бояр и дружину и со слезами напоминал об их недавней ему присяге. Старший боярин, Василий Румянец, уверял князя, что все они готовы положить за него головы, а между тем сам уже передался на сторону Василия и только старался обмануть Бориса. Когда ханский посол с московскими боярами подъехал к Нижнему, Борис не хотел их впускать в город; но Румянец выставил их послами, пришедшими подкрепить мир, убедил князя принять посольство. Татары и москвитяне вступили в город. Граждане стеклись на вече, и послы объявили им, что город переходит во власть Василия I Московского. Напрасно Борис звал бояр и дружину. «Господине княже, не надейся на нас; мы уже не твои!» – сказал ему Румянец. Борис и его немногие доброхоты из бояр были взяты под стражу и разосланы по московским городам. Василий I посадил в Нижнем своих наместников (1392). Присоединение большого удела на первое время не стоило Москве ни капли крови. Во владении нижегородской княжьей ветви еще оставался Суздаль, куда и был отпущен Борис. Спустя два года он скончался. Но племянники его, сыновья Дмитрия Константиновича Василий Кирдяпа и Семен, предавшие Москву в 1382, упорно отстаивали свои наследственные права на Нижний Новгород и не могли удовлетвориться одним Суздальским уделом, который должны были делить еще с сыновьями Бориса Константиновича.

Борьба Василия I за Нижний Новгород с князьями суздальскими

По смерти дяди Василий Кирдяпа и Семен ушли в Орду, чтобы хлопотать о помощи у Тохтамыша. Но он сам вскоре потерял свое царство в борьбе с Тимуром. Тогда суздальские князья стали искать помощи против Москвы у татарских владетелей Камской Болгарии. Однажды Семен Дмитриевич напал на Нижний вместе с царевичем Ейтяком, у которого была тысяча татар. Сидевшие тут воеводы Василия I три дня отбивались от осаждавших. Последние заключили мир и утвердили его присягой, но потом вероломно ворвались в город и предали его разграблению. Семен Дмитриевич, прежде ложною клятвою вместе с братом помогший Тохтамышу захватить Москву, вновь оправдывался тем, что не он нарушил присягу, а татары. Однако более двух недель он не мог держаться в Нижнем, и бежал отсюда, услыхав о походе большой Московской рати, под начальством брата Василия I, Юрия Дмитриевича. Эта рать последовала за союзниками Семена в их землю, и отомстила за разграбление Нижнего погромом татарских городов Великих Болгар, Жукотина, Казани, Керменчука. Три месяца войско Василия I воевало Камскую Болгарию и воротилось с большою добычей (1399). Года два спустя, московские воеводы захватили жену и детей Семена Дмитриевича, укрывавшихся в Мордовии. Чтобы выручить семью, Семен перестал бегать по татарским местам, помирился с Василием I и удалился в Вятку, где вскоре и умер. «Сей князь – замечает летопись – много претерпел напастей и истомы в Орде и на Руси, добиваясь своей вотчины; восемь лет сряду он служил четырем ханам, поднимая рать на великого князя Московского». Брат его Кирдяпа тоже помирился с Василием I и временно получил от него Городец, где и умер.

Со смертью этих князей однако не окончилась борьба за Нижний: ее продолжали их двоюродные братья, сыновья Бориса Константиновича – и с помощью тех же татарских владетелей Камской Болгарии. Однажды они вместе с князьями болгарскими и жукотинским разбили брата Василия I, Петра Дмитриевича, близ приволжского села Лыскова (1411). Около того же времени наиболее беспокойный из этих братьев, Даниил Борисович, послал изгоном на город Владимир боярина своего Семена Карамышева и татарского царевича Талыча; у них было полтораста татар и столько же русских. Владимир тогда был плохо укреплен. В полдень, когда граждане по обычаю предавались сну, татары, подкравшись лесом, внезапно появились из-за Клязьмы. Они разграбили посад, а затем ворвались внутрь города и бросились на соборный Успенский, чтобы захватить его драгоценности. Успенский ключарь, Патрикий, родом Грек, запер двери; взял дорогую утварь, сколько успел собрать, и скрыл все это в верхних потайных каморах; затем сошел вниз, отнял лестницы и начал молиться перед образом Богородицы. Враги выломали двери, ободрали ризы с икон и ограбили все, что было можно, а Патрикия начали мучить, допрашивая, где спрятаны остальные сокровища. Его ставили на раскаленную сковороду, забивали щепы за ногти, сдирали кожу, прорезали ему ноги, продели в них веревку и привязали к хвосту коня; но мужественный Патрикий скончался, не открыв потайного хода. Ограбивши город, враги предали его пламени и ушли с большим полоном и добычею. Пленники потом рассказывали, будто татарские и русские враги Василия I захватили во Владимире столько добычи, что многие одежды и вещи не могли увезти, складывали в копны и сжигали, а золото и серебро делили между собою мерками. Даниил Борисович вскоре захватил и Нижний Новгород. Василий I сумел изгнать его оттуда лишь в 1417.

Итак, бескровное в начале приобретение Нижнего Новгорода потом обошлось Василию I недешево. Вражда и беспокойство от cуздальских князей продолжались почти до конца княжения Василия. Эти князья удержали за собой Суздаль и, кажется, Городец. Василий I, по-видимому, оставлял до времени местных князей также в Муроме и Тарусе. Только Нижний Новгород он считал столь важным пунктом, что держал там своих наместников.

Тимур и Тохтамыш

Москве и Литве помогли собирать Русь жестокие войны, шедшие в эпоху Василия I между татарами. Тохтамыш, восстановил единство Золотой орды, распадавшейся при Мамае на два ханства – по ту и эту сторону Урала. Но высокое мнение Тохтамыша о своем могуществе побудило его вступить в борьбу с владетелем Средней Азии Тимуром (Тамерланом) , которому он был обязан своим воцарением в Сарае. Как прямой потомок Чингисхана, Тохтамыш считал Тимура, узурпатором, не имевшим законного права править прежним Джагатайским улусом. Он видел в Тимуре второго Мамая, надеясь низвергнуть и его. Тохтамыш напал на пограничные земли Тимура. Тимур в 1392 двинулся к Яику, а оттуда к Волге. В Приволжских степях он дал великую битву Золотоордынскому хану, который также собрал большие силы из татар, камских болгар, черкес, алан. В упорном сражении Тимур взял вверх. Разбитый Тохтамыш спасся на правую сторону Волги, а его орды устлали степь трупами на расстоянии 200 верст. Тамерлан ограничился только разграблением Золотой Орды и ушел назад. После его удаления Тохтамыш продолжал властвовать в Орде и скоро оправился от поражения. Не исключено, что именно эти события облегчили Василию I получение ярлыка на Нижегородское княжение.

Тимур. Реконструкция по черепу М.Герасимова

Пограничные столкновения между Тимуром и Тохтамышем продолжались. Через три года Тимур, покоривший уже себе всю Персию, Дербентским проходом перешел на север от Кавказа и встретился с Тохтамышем у берегов Терека. В этой второй их исполинской битве татары Тохтамыша уже расстроили левое крыло неприятельской армии и проникли до самого Тимура, который едва спасся от смерти. Однако некоторым воеводам Тамерлана удалось зайти в тыл неприятелю, и Тохтамыш отчаявшись в успехе, обратился в бегство.

Угроза нашествия Тимура на Русь (1395)

На сей раз Тимур преследовал его далеко на север и жестоко разорил Золотую орду, до Волги на востоке и до Днепра на западе. Часть войск Тимура вступила на юг Рязанского княжества. Город Елец со всем населением сделался их жертвой (1395).

Известие о приближении страшного Тимура привело в смятение Северную Россию. Василий I поспешил собрать северное ополчение и, поручив Москву своему дяде Владимиру Андреевичу Храброму, сам стал с войском под Коломною на берегу Оки, готовясь умереть или отразить нашествие. Духовенство и народ усердно молились об отвращении бедствия. По желанию Василия I, митрополит Киприан послал во Владимир за иконою Богоматери, принесенною когда-то Андреем Боголюбским из Киева. Митрополит и Владимир Андреевич с народом торжественно встретили эту драгоценную святыню за городскими стенами; потом поставили ее в Успенском храме. Заступничеству Богоматери и было приписано отступление татар Тимура, вскоре пошедших обратно на юг. По возвращении в Москву Василий I, в память избавления, построил в честь Богородицы храм и при нем основал монастырь (Сретенский). С тех пор Русская церковь уставила праздник Сретения 26 августа, в день принесения иконы в Москву.

Осенние холода и непогоды, а также бедность страны немало повлияли на решение Тимура прекратить поход на север и повернуть на юг к Азовскому морю. Там он разорил богатый Азов, склад генуэзских и венецианских товаров; разгромил Черкесов и Алан и направился в Грузию; но, услыхав о мятеже астраханских татар, посреди зимы, явился перед Астраханью. Город был взят и разорен. Разграбив Золотоордынскую столицу Сарай, Тимур и ушел назад в Азию.

Удар, нанесенный Орде, был столь жесток, что Василий I мог ожидать скорого конца татарскому игу. Однако события вскоре показали преждевременность этой надежды.

Захват Смоленска Витовтом (1395)

Тем временем тесть Василия I, Витовт, добился от польского короля Ягайло уступки себе титула великого князя Литовского. Пользуясь ослаблением разбитой Тамерланом Орды, Витовт стал расширять своё государство на восток и сделал там весьма важное приобретение: захватил Смоленск.

Но Юрий Святославич оставался на свободе. Его тесть Олег Рязанский вступился за его права. В происшедшей затем войне обе стороны вторглись в пределы соседа и опустошали их, однако перевес склонился в пользу Литвы. В этой борьбе сторону Витовта из старого московского соперничества с рязанскими князьями держал и Василий I. В 1396 году он вместе с митрополитом Киприаном лично приезжал в Смоленск на свиданье с тестем, Витовтом, и праздновал с ним Пасху. Василий I посылал отговаривать Олега от похода на Литву и обещал помирить его с Витовтом. Осенью того же года Витовт с большими силами напал на Рязанскую землю и предал ее опустошению; причем «литовцы сажали людей улицами и секли их мечами». Прямо из Рязанской земли он заехал к Василию I в Коломну, где пировал с ним.

Поход Витовта на татар и битва на Ворскле (1399)

Тамерлан, победив Тохтамыша, отдал Золотую Орду одному из сыновей его бывшего соперника, Урус-Хана. Старый мурза Едигей, служивший некоторое время у Тимура стал свергать и возводить сарайских ханов и управлять их именем. Вскоре он посадил на престол царевича Тимур Кутлуя. Тохтамыш с большим отрядом верных ему татар бежал к князю Литвы, тестю Василия I Витовту. Витовт вздумал восстановить Тохтамыша на ордынском троне и обратить Орду в вассальное Литве государство. Когда Кутлуй потребовал выдачи Тохтамыша, Витовт объявил крестовый поход против него. Папа Бонифаций IX дал всем участникам этого похода разрешение от грехов. C Витовтом соединилось до пятидесяти подручных удельных князей Литвы и Юго-Западной Руси, значительный татарский отряд Тохтамыша и несколько сот закованных в латы тевтонских рыцарей. При войске находились пушки и пищали. В июле 1399 Витовт выступил на юго-восток, надеясь затмить великими деяниями гром Куликовской битвы Дмитрия Донского. Походу Литвы на татар содействовал и Василий I: упомянутым выше вторжением 1399 в Волжскую Болгарию он оттянул на себя часть ордынских сил.

Семидесятитысячное литовское войско перешло за Днепр и встретилось с ордой Тимур Кутлуя на берегу реки Ворсклы. На помощь к Кутлую вскоре подоспел с новыми силами Едигей. Благоразумные люди советовали Витовту заключить мир ввиду большого превосходства татар (которых было, как говорят, до 200 тысяч). Но честолюбивый князь приказал своему войску покинуть лагерь, огороженный телегами с железными цепями, перейти Ворсклу и начать бой.

Сражение возгорелось 12 августа 1399. Татары окружили христианских рыцарей, перебили у них коней и заставили защищаться пешими. Неуклюжие, неповоротливые пушки мало вредили легкой татарской коннице, которая быстро маневрировала. Витовт потеснил стоявшего перед ним Едигея, но Тимур Кутлуй зашел в тыл христианам и решил победу. Первый обратился в бегство Тохтамыш с татарами; за ним последовал и Витовт. В числе павших на поле боя находились Ольгердовичи Андрей Полоцкий и Дмитрий Корибут Брянский (храбро бившиеся вместе с Дмитрием Донским против татар на Куликовом поле) и князь Глеб Смоленский. Тесть Василия I не сравнялся с Дмитрием Донским полководческими способностями. Татары преследовали бегущих до Киева. Тимур Кутлуй взял большой окуп с этого города, «3000 руб., да еще с Печорского монастыря 30 руб». Варвары опустошили Киевскую и Волынскую области до самого Луцка. Тохтамыш несколько лет спустя погиб в южной Сибири – по некоторым известиям, от руки самого Едигея.

Попытка рязанцев отбить Смоленск у Литвы (1401–1402)

Поражение на Ворскле, ослабив временно великое княжество Литовское, вынудило Витовта оставить замыслы новых захватов в пограничных московских землях, которые он лелеял, несмотря близкое родство с Василием I. Неудача Литвы немедленно отразилась на судьбе Смоленского княжения.

Смоляне, тяготившиеся установленным в 1395 литовским владычеством, вошли в сношение со своим прирожденным князем Юрием Святославичем, жившим в Рязани у своего тестя Олега. В 1401 году Олег рязанский явился под Смоленском и объявил гражданам, что если они не примут к себе Юрия, то он разорит их город. Часть смолян стояла за Витовта, другие за Юрия. Последняя сторона пересилила, и в августе месяце смоляне отворили ворота Юрию, сразу же перебившему главных сторонников Витовта. Олег собирался отнять у Литвы ее захваты в области родственных рязанцам северян и вятичей. Замышляя усилиться этими завоеваниями, чтобы соперничать с Василием I московским, Олег отправил своего сына Родослава для захвата Брянска. Но Витовт послал против рязанцев войско под началом сына Ольгерда, Симеона Лугвеня, и князь Стародубского, Александра Патрикиевича. Возле Любутска рязанцы понесли жестокое поражение (1402). Родослав попал в плен и потом три года томился в темнице. Престарелый Олег не перенес этого тяжелого удара и скончался.

Витовт вновь занимает Смоленск (1404)

Василию I неудача соперников Москвы, рязанцев, была выгодна. Весною 1404 Витовт осадил князя Юрия в Смоленске. Литовская партия там теперь усилилась из-за возмущения жестокостью Юрия. Последний стал просить помощи против Литвы у Москвы. Прибыв в Москву, Юрий умолял Василия I оборонить его от Литвы, обещая быть ему верным подручником. Василий медлил и колебался поднять оружие против своего тестя. Вероятно, сильное влияние на него оказывала и энергичная Софья Витовтовна. Витовт воспользовался колебаниями Василия I и отсутствием Юрия, снова подступил к Смоленску, и бояре сдали ему город летом того же 1404 года. Он также отчасти казнил, отчасти изгнал многих своих противников, но постарался привлечь к себе жителей разными льготами и отвратить их от Юрия. Весть о взятии Смоленска возбудила в Москве негодование, которое обрушилось на Юрия. Он поспешил уехать от Василия I в Новгород, где получил в управление несколько городов.

Василий I и Софья Витовтовна (рисунок на саккосе митрополита Фотия)

Война Василия I с Витовтом (1406–1408)

В этих событиях главной заботой Василия I было не допустить усиления опасной для Москвы Рязани. Поэтому он отчасти содействовал возврату Смоленска Витовту. Однако такая политика Василия скоро дала противоположный результат: оправившийся от поражения на Ворскле Витовт сам выступил соперником Москвы и в притязаниях верховенствовать над землями Новгородско-Псковскими. Уже в 1405 году Витовт напал на Псковскую область, взял город Коложе, избил и пленил много народу. Новгородцы по обыкновению или не поспевали вовремя к Пскову со своею помощью или совсем отказывали в ней. Псковичи обратились к великому князю Московскому. Василий I наконец понял опасность, грозившую от Литвы, разорвал мир с тестем и послал полки воевать сопредельные литовские земли. В течение трех лет (1406-1408) война между тестем и зятем возобновлялась ежегодно. Три раза Василий I и Витовт выступали друг на друга с большим войском, но каждый раз уклонялись от решительной битвы и расходились. Последняя их встреча произошла в сентябре 1408 на реке Угре, составляющей границу их владений. Постояв друг против друга, два великих князя заключили мир, по которому каждый остался при том, что имел. Витовт после того не предпринимал более серьезных попыток ни против Москвы, ни против Новгорода и Пскова. Этой войной Василий I хотя и не сделал приобретений, но удержал Витовта от дальнейших захватов на севере и востоке Руси.

Свидригайло

Война имела и другие следствия. Многие знатные русские и литвины недовольные Витовтом, воспользовались его разрывом с Москвою, и искали убежища у Василия I. Особенно много было выходцев из областей Черниговской и Северской. В числе их явился к Василию I (в 1408) родной брат польского короля Ягайло (и двоюродный Витовту), удельный Северский князь Свидригайло Ольгердович, который притязал низложить Витовта с великого княжения Литовского и сам занять его. Василий I дал Свидригайлу в кормление несколько важнейших городов, а именно Владимир, Переяславль, Юрьев, Волок Ламский, Ржев и половину Коломны. Такая щедрость к иноплеменнику возбудила неудовольствие северноруссов, тем более, что во время происшедшего затем нашествия Едигея Свидригайло вместо ожидаемой от него храброй обороны, постыдно бежал назад в Литву, ограбив на дороге Серпухов. Может, он, обманувшись в расчетах на широту помощи Василия I против Витовта, так обнаружил свое неудовольствие на Московского князя. В Литве Свидригайло был схвачен и заключен под стражу в городе Кременец.

Судьба Юрия Смоленского

Юрий Святославич Смоленский недолго побыл в Новгороде, и, когда произошел разрыв Василия I с Витовтом, вновь явился в Москве вместе с бывшим удельным князем Вяземским Семеном. Василий I дал им в кормление Торжок, но тут буйный нрав бывшего Смоленского князя довел его до гнусного преступления. Он воспылал страстью к прекрасной Юлиании, супруге своего товарища Семена Вяземского. Встретив решительное сопротивление со стороны добродетельной Юлиании, он убил ее и ее супруга. Это возбудило общее негодование против Юрия. Покинув Торжок, он после нескольких месяцев скитания укрылся в один из рязанских монастырей, и тут вскоре окончил жизнь.

Отношения Москвы с Новгородом при Василии I

В княжение Василия I непростыми были и отношения Москвы с Новгородом . Во время «смуты на митрополичьем престоле» конца правления отца Василия, Дмитрия Донского , новгородцы почти перестали признавать верховную власть Москвы – и в светском, и в церковном смысле. Новгородское вече в 1384 порешило не давать митрополиту право приезда в Новгороде с верховным церковным судом, не ездить к нему на такой суд и в Москву, а предоставить его самому новгородскому архиепископу. Новгородские же посадники и тысяцкий должны были, по этому вечевому постановлению, без оглядки на Москву ведать гражданские суды. В таком смысле написана была «докончальная грамота», на соблюдение которой присягнуло вече.

Новгород прекратил платить Москве «черный бор» (великокняжескую дань). Новгородские повольники грабили московские земли. Дмитрий Донской в 1386 году предпринял на Новгород большой поход и принудил возобновить платёж «черного бора», но вопрос о митрополичьих судах так и не был решён. Он вновь поднялся уже при Василии I, когда в Москве утвердился восстановивший единство митрополии Киприан . Зимою 1391 Киприан приехал в Новгород. Архиепископ Иоанн, духовенство и народ встретили там митрополита с почестями. Но когда Киприан потребовал, чтобы новгородцы уничтожили докончальную грамоту и дали ему верховный митрополичий суд, то получил решительный отказ.

«Мы уже крест целовали стоять на этом как один человек, – отвечали новгородцы».

«Дайте мне грамоту, – говорил Киприан, – я крестоцелование с вас снимаю и прощаю».

Но граждане стояли на своем. После двухнедельного пребывания митрополит с гневом уехал из Новгорода и наложил на него отлучение.

Война Василия I с Новгородом в 1393

Новгородцы снарядили посольство в Царьград к патриарху Антонию с жалобою на это отлучение и просьбою утвердить их решение. Говорят, будто послы грозили патриарху, что в случае его отказа новгородцы перейдут в латинство. Однако Антоний знал, что эта угроза идёт от одной только боярской партии и несерьезна ввиду народной преданности православию – и отклонил просьбы. В 1393 году в Новгород явились послы Василия I и вместе с черным бором потребовали выдать грамоту о церковном суде. Новгородцы продолжали упорствовать и открыли было войну с Москвою. Но когда войско Василия I, захватив Торжок, стало опустошать новгородские владения, вече вновь согласилось на чёрный бор, отослало спорную грамоту митрополиту и заплатило ему еще 350 рублей за снятие отлучения.

Война Василия I с Новгородом 1397–1398

Этот успех подстрекнул Василия I предпринять на Новгород наступление и с другой стороны. Двинская земля или Заволочье издавна манила Москву. Её владения со стороны Белаозера при Василии I клином врезывались между Заволочьем и собственно Новгородскою областью. В случаях ссор Новгорода с Москвою почти всегда страдали его сношения с Двинскими колониями; московские отряды разоряли и грабили Двинские погосты.Олега РязанскогоНовгородом Наконец они и сами стали тяготиться новгородским владычеством, данями притеснениями назначаемых из Новгорода старост. Здесь повторялось то же, что и во Пскове: часть местных бояр и купцов стала думать о Двинской самостоятельности, о свержении новгородского владычества, находя в этом поддержку от Василия I. Борьба партий, кипевшая в самом Новгороде, отражалась и в его колониях: недовольные нередко уходили из Новгорода в Заволочье. Василий I вздумал воспользоваться этим и повторить способ, посредством которого он недавно овладел нижегородским княжением. Подкупами и обещаниями льгот он склонил многих богатых Заволочан отложиться от Новгорода и поддаться Москве. В 1397 двиняне целовали крест Василию I. Главными пособниками москвитян в этом деле были двинские бояре Иван Никитин и его братья Анфал, Герасим и Родион. Сами новгородские посадники или воеводы, Иван и Конон, изменили Новгороду и перешли на сторону Москвы. Эти изменники захватили и разделили между собою многие земли, принадлежавшие Новгороду, его боярам и даже архиепископу. Всей Двинской земле Василий I в следующем 1398 году дал новую уставную грамоту, которою предоставил двинянам почти беспошлинную торговлю в московских владениях. Наместником он прислал сюда князя Федора Ростовского. Василий I не ограничился одним Заволочьем: московская рать захватила и другие места: Волок Ламский, Торжок, Вологду и Бежецкий Верх. Только после занятия этих пригородов Василий I послал в Новгород объявление войны, ссылаясь на маловажные порубежные столкновения.

Новгород попытался вступить в переговоры и отправил в Москву посольство с владыкою Иоанном во главе, с просьбою вернуть волости. Когда посольство это вернулось от Василия I без успеха, новгородцы проявили сильное воинское воодушевление, возбуждаемое боярством, которому угрожала потеря земель за Волоком. Они целовали на вече крест быть всем заодно. Архиепископ Иоанн бВасилий I и Софья Витовтовнаpлагословил рать новгородскуpю, которая выступила в поход на отряды Василия I и двинян. Вначале она напала на Белозерскую область великого князя. Новгородцы сожгли старый Белозерск, а с Нового городка взяли окуп; потом повоевали Кубенские волости, окрестности Вологды и осадили Устюг. Их отряды разоряли земли Василия I почти до самого Галича Мерского. Они взяли столько полону, что суда их не могли поднять всех пленных; поэтому часть их отпустили за окуп, а часть бросили дорогою. Новгородская рать осадила Устюг. Двиняне стали просить пощады и получили ее, выдав своих предводителей. Посаженного здесь Василием I наместника, князя Федора Ростовского, новгородцы отпустили, отняв у него только все пошлины, которые он успел собрать с Двинской земли. Прежних своих посадников, союзников Василия I, Ивана и Конона, новгородцы казнили, а Ивана Никитина с его тремя братьями отослали на суд в Новгород. С московских гостей они взяли 300 рублей окупа, а с орелецких двинян 2000 рублей и 3000 коней. Зимою того же 1398 года рать благополучно воротилась в Новгород. Здесь старшего из братьев Никитиных, Ивана, свергли с Волховского моста; Герасим и Родион вымолили себе пощаду, обещаясь постричься; Анфал бежал.

Василий I не ожидал встретить такое энергичное сопротивление, и, полагаясь, на средства самих двинян, не отправил к ним на помощь рати. Он согласился на мир, вернул Новгороду все захваченные города и вывел из них своих наместников.

Смуты в Заволочье однако тем не окончились. Помянутый выше двинский боярин Анфал, спасшийся бегством, уже в следующем году вновь поднял мятеж против Новгорода, грабил и разорял имения бояр противной партии с военною помощью Василия I. Однако на этот раз сами двинские бояре, оставшись верными Новгороду, усмирили мятеж Анфала. Подобный случай повторился в 1417 году: два ушедшие из Новгорода боярина, Жадовский и Разсохин, опять при поддержке Василия I, собрали вольницу на Вятке и в Устюге, и, спустясь по Двине, принялись грабить и жечь приречные волости. Но двинские бояре и на этот раз рассеяли грабителей. После мятежа 1398 года связи Новгорода с Заволочьем к неудовольствию Василия I стали крепче. Новгородцы дорожили этим краем, дававшим главный предмет их торговли – пушного зверя, и позаботились укрепить его за собою льготами, усилением колонизации и посылкою воевод с достаточными дружинами. Край стал настолько силен, что сам отражал шведов и норвежцев, приплывавших в Двину Белым морем в 1419 и 1446 годах. В том же 1446 году двинские воеводы ходили на восток усмирять Югру, не желавшую платить дань.

Всё время княжения Василия I Новгород колебался между Москвой и Литвой. Новгородцы держал у себя наместников Василия I, однако не затруднялись время от времени принимать разных князей-изгнанников и давать им пригороды в кормление. Так у них жили литвины Патрикий Наримунтовича и Семен Лугвений Ольгердович, потом известный Юрий Святославич, изгнанный из Смоленска Витовтом, потом его сын Федор. Из-за последнего Ягайло и Витовт грозили новгородцам войною (1412), упрекая их и в том, что они отказались идти вместе с Литвой на Грюнвальдскую битву 1410 с немцами. Этот последний упрек показывает, что Литва старалась превратить Новгород в своего, а не московского подручника. Положение на западных границах Москвы при Василии I было сложным, и его родство с Витовтом затруднений отнюдь не снимало.

Нашествие Едигея (1408)

Смуты в Золотой Орде поощряли Василия I к достижению полной независимости от неё. Он почти прекратил уплату даней, под предлогом народной бедности, и совсем перестал ездить в Сарай. Василий I не был там ни при Темир Кутлуе, ни во все восьмилетнее царствование Шадибека. А между тем во время своей войны с Витовтом Москва получила от хана войско на помощь. И когда Едигей на место Шадибека возвел Кутлуева сына Булат-бея, Василий I не ехал на поклон к новому хану, и еще дал убежище у себя его соперникам, двум сыновьям Тохтамыша. Эта более смелая политика в отношении к Орде находилась в связи с переменою лиц при Московском дворе. Старые бояре, сподвижники Дмитрия Донского, умерли или утратили влияние; Василий I окружил себя молодыми и менее опытными боярами. Они с детства были напитаны славою Куликовской победы и пренебрегали татарскою силою. Во главе этой партии молодых бояр стоял любимец Василия I – Иван Федорович, сын родоначальника рода Романовых, Федора Кошки.

Но ханы отнюдь не думали покинуть своих притязаний на Русь, тем более, что другие князья, тверские, рязанские, суздальские, продолжали ездить в Орду. Едигей помогал Василию I против Витовта, чтобы ослаблять силы обоих соперников. Когда же они помирились, татары задумали сокрушительным ударом вернуть Василия I в зависимость от Орды. Подобно Тохтамышу, Едигей решил действовать внезапным набегом. Зная, что Василий I в самой Орде имеет подкупленных доброхотов, которые известят его о приготовлениях к походу, Едигей пошёл на хитрость. Он объявил, что собирается воевать Литву, и послал гонца к Василию I, извещая, что хан Булат идет на Витовта мстить ему за обиды Москве. От Василия грамота требовала только прислать к хану кого-либо из братьев или знатных бояр с изъявлением почтения. Великий князь отправил некоего боярина Юрия, который встретил Едигея на походе и тотчас взят был под стражу, так что не мог ни о чем известить своего князя (зима 1408). Татары уже приближались к Москве, когда Василий I узнал об этом. Собирать рать уже не было времени. Василий с супругою и детьми укрылся в Кострому, а столицу поручил дяде Владимиру Андреевичу Храброму и двум братьям, Андрею и Петру. Чтобы затруднить осаду, власти тотчас распорядились жечь посады. Граждане, бросив заботу об имуществе, думали только о собственном спасении. Из посадов и окрестных сел часть жителей рассеялась в бегстве, а другая толпилась у городских ворот, ища убежища в городских стенах. Чернь, по обычаю, воспользовалась беспорядком и предалась грабежу.

1 декабря появилась татарская рать. Видя, что москвитяне не готовы дать сопротивление в поле, Едигей распустил отряды жечь и грабить Московские города и волости. Были разорены Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний и Городец. Татары рыскали по Московской земле как хищные волки и брали в плен тысячами, так что, по словам русской летописи, иногда один татарин гнал перед собою человек сорок пленных, связанных на свору как псов. В погоню за Василием I Едигей отрядил царевича Бегибердея с тридцатитысячным войском. Но оно не успело догнать князя. Меж тем оставленному Василием I в Москве престарелому Владимиру Храброму удалось восстановить порядок в столице и устроить оборону. Твердые стены, снабженные пушками, пищалями и камнеметательными машинами, представляли надежную защиту. Они оборонялись многочисленными ратниками, ибо их число увеличилось сбежавшимся народом.

Едигей расположился в селе Коломенском и оттуда руководил осадою. Он послал к князю Ивану Михайловичу Тверскому приказ спешить к нему с своим ополчением. Но Иван поступил довольно ловко. Он выступил в поход с небольшою дружиною, шел медленно, дошел до Клина, и отсюда, под предлогом болезни, воротился назад. Зная, что в столице неминуемо наступит голод, Едигей объявил Василию I, что будет стоять хоть всю зиму. Но вдруг из Сарая прискакал гонец от хана Булата, который просил Едигея спешить в Орду, где он едва не был свергнут одним из соперников. Очевидно, Кипчакское ханство уже так оскудело силами, что, по уходе на Москву, некем было защитить Сарай от какого-то мятежного царевича. И Василий I не бездействовал: он собирал северную рать на помощь столице. Едигей потребовал от москвичей 3.000 рублей денежного окупа за свое отступление. В Москве ничего не знали о его затруднениях в Орде и уплатили эту сумму. Едигей поспешно ушел из России, обремененный огромным полоном. Дорого стоило Василию I и Руси это нашествие: от Дона до Белоозера и Галича страна была разорена. Множество жителей, спасшихся от татарского плена в лесах и дебрях, погибло там от голода и стужи.

После своего нашествия Едигей прислал Василию I грамоту с исчислением его вин: Василий I принял к себе сыновей Тохтамыша; насмехался над царскими послами; отказывался лично являться в Орду и присылать туда своих бояр. «Прежде, – пишет Едигей, – был у тебя добрый к Орде боярин Федор (Кошка); а ныне у тебя любимец сын его Иван. И ты бы молодых людей не слушал, а слушал бы старейших бояр, и тогда не разорилась бы твоя держава. Когда тебе от кого обида, от князей Русских или от Литвы, ты помощи у нас просишь. А про улус свой писал, что он обнищал и выхода взять нечего. И это все ты лгал. Слышали мы, что ты сбираешь по рублю с двух сох. Если бы все было по-старому, то не учинилось бы того зла твоему улусу, и христиане твои остались бы целы».

Москва и Орда в конце правления Василия I

Но и после Едигеева нашествия Василий I не спешил признать себя татарским данником. Только когда сам Едигей был изгнан из Сарая и там воцарился сын Тохтамыша Джелаледин Султан, союзник Витовта и покровитель суздальских князей, враждовавших с Василием I, последний решился лично отправиться в Орду с дарами. Во время его пребывания там Джелаледин был убит собственным братом Керимбердеем (1414), который явился, напротив, врагом Витовта и другом Василия. Даннические отношения Василия I к Орде возобновились, хотя Керимбердей был вскоре также свержен собственным братом, и смуты ордынские не прекращались.

Русская церковь в эпоху Василия I

Важны были и церковные события второй половины правления Василия I. Они имели близкое отношение к соперничеству Москвы и Литвы. Витовт с еще большей энергией проводил политику своих предшественников по противодействию церковному подчинению Южной и Западной Руси митрополиту Московскому. Ни галицко-волынские короли, ни великие князья Литовские не мирились с переносом митрополичьей столицы из Киева в Москву. Они старались вернуть её в Киев или получить для своих областей отдельного митрополита. Из-за этого в XIV века не раз повторялось совместное явление двух или трёх русских митрополитов. В начале княжения Василия I Киприан , переживший своих московских соперников (Митяя и Пимена), снова соединил под одним главой церковь восточно- и западно-русскую. Хотя он пребывал также в Москве, но умел сохранить за собою расположение Витовта. Киприан часто посещал находившуюся под власть Литвы западнорусскую паству, оставался там подолгу, ездил на свидания с Витовтом и даже польским королём Ягайлом. Последнее время жизни Киприан проводил преимущественно в подмосковном селе Голенищеве, где предавался переводам и сочинениям. Здесь он и скончался 16 сентября 1406 года.

В то время уже нарушились долгие мирные отношения между Василием I и Витовтом. Началась война между ними, и Витовт стал открыто хлопотать в Константинополе об отдельной Литовско-Русской митрополии, предложив кандидатом на Киевскую кафедру полоцкого епископа Феодосия. Патриарх отклонил это предложение и назначил преемником Киприану в Москву морейского грека Фотия (в 1408). Тот не был столь же искусным дипломатом, как его предшественник. Он только в 1410 прибыл к Василию I и наибольшее внимание поначалу посвятил устройству митрополичьего дома, которого многие села и угодья, были разорены во время Едигеева нашествия или захвачены боярами. Ревностными заботами о возвращении расхищенного Фотий нажил себе недоброжелателей при дворе Василия I, а во время поездок в Западную Русь и там многих восстановил против себя поборами. Витовт решил воспользоваться неудовольствием западно-русского духовенства на Фотия и учредил у себя отдельную митрополию.

Выбор Витовта пал на Григория Самвлака (или Цамблака, собственно Семивлаха), прибывшего из Болгарии или Молдово-Валахии, отличавшегося ученостью и книжностью подобно Киприану (по некоторым известиям, приходившегося даже племянником последнему). Император и патриарх византийские вновь отказались утвердить разделение Русской митрополии. Этот отказ тем понятнее, что около того времени сын и соправитель императора Мануила Палеолога, Иоанн, женился на Анне Васильевне, дочери Василия I Московского. Витовт тогда поступил по примеру древнерусских великих князей, Ярослава I и Изяслава II, а также сербов и болгар: он собрал в Новогородке Литовском синод западно-русских епископов и склонил их самим соборно поставить Григория на Киевско-Литовскую митрополию (1415?). Витовт жаловался, что император и патриарх «на мзде» поставляют русских митрополитов; говорил о хищениях «ставленника Василия I», Фотия. Епископы издали соборную грамоту, в которой оправдывали отпадение от Фотия, хотя и подтверждали свое единение с греческой церковью. Поддержанный Василием I Фотий отвечал окружным посланием к своей пастве, где, на основании церковных канонов, протестовал против разделения Русской церкви. В Киев и Псков (который Литва склоняла на свою сторону) Фотий написал послания, в которых грозил отлучением всякому, кто примет благословение от Григория.

Не исключено, Витовт при избрании Самвлака имел еще заднюю мысль: будучи сам католиком он желал угодить папе и положить начало церковной унии западнорусской церкви с римской. Говорят, что этот план разрабатывался ещё в патриаршество Киприана, и последний не проявлял сильного сопротивления ему. Во время избрания Цамблака происходил знаменитый Констанцский собор. Витовт приказал отправиться туда Цамблаку с западнорусскими епископами и боярами. Но Цамблак оказался ревностным поборником православия и, по летописям, даже старался обратить Витовта из латинства с православие. Неизвестно, насколько достоверны эти летописные известия, но, вероятно, именно вследствие своей ревности к православию и неудовольствия населения на разделение Русской церкви, Цамблак вскоре покинул западнорусскую митрополию (1419). Витовт не хлопотал уже о выборе ему преемника, а помирился с Василием I и Фотием. Единство русской церкви вновь на время восстановилось.

Статьи и книги о Василии I

Статья «Василий I» в Энциклопедическом словаре Брокгауз-Ефрон (автор – Е. Белов)

Статья «Василий I Дмитриевич» в книге К. Рыжова «Все монархи мира. Россия». М., 1998

Д. Иловайский. Собиратели Руси. М., 1996. Глава «Василий Московский и Витовт Литовский»